В 8.15 утра я встал как раз вовремя, чтобы застать Цурна с приказом, согласно которому батальон должен немедленно сняться с места и наступать на Лысянку. В эту ночь, верно для разнообразия, не было дождя, как нет его и сейчас, а это значит, что, возможно, мы сможем заставить наши машины ехать.

Состояние дорог в России просто неописуемое. Если у нас вызывали удивление и раздражение дороги в Балканских странах, то здесь с этим дела обстоят гораздо хуже. Короче говоря, я бы рекомендовал притащить всех немецких коммунистов в Россию, чтобы они смогли увидеть, как именно выглядит рай для рабочих. Мне здесь совершенно ничего не понравилось, за исключением одного: на своих так называемых дорогах они установили знаки крутого поворота, из которых видно, как именно извивается дорога. Думаю, что это лучше, чем наши знаки в виде латинской буквы S.

Мы добрались до села Смильченцы, где ожидали подхода батальона. Местные жители несли нам яйца, молоко, яблоки и вишню и не брали за это ни гроша. Они приходили с картами России и спрашивали, как далеко успел пройти вермахт. Никто из них не говорил по-немецки, но «Geben Sie mir eine Zigarette» может сказать каждый.

Сегодня мне наконец удалось узнать, сколько зарабатывает в России рабочий. Взять, к примеру, подмастерье у пекаря. Здесь он зарабатывает в месяц от 250 до 300 рублей. Основные цены таковы: стрижка – 4 рубля, один брусочек мыла для бритья – 4 рубля, пара брюк, которые в Германии стоили бы 6 марок, – 100 рублей. И так далее.

Нашей целью является Звенигородка.[70]У меня предчувствие, что противник успел уже покинуть это место или, по крайней мере, у него там не слишком много сил.

Существует разница между этим дневником и теми, что я вел в Польше, Франции и Греции. В моих польских заметках говорит молодой солдат, еще не испытанный в бою. Ему еще предстоит пройти испытание огнем. Кроме того, я был первым номером в пулеметном расчете, и все, что мне приходилось делать, сводилось к уходу за моим MG. Если во время атаки мы лежали в поле или ждали на дороге, я имел возможность там же излагать на бумаге свои мысли, надежды, желания и просьбы к тебе. Кроме того, я мог описывать отдельные этапы боев, в которых участвовал.

Теперь же произошли важные изменения: я назначен на должность, находясь на которой могу видеть, что происходит с батальоном, а часто и с полком. Ты, конечно, поймешь меня. И хотя все мои мысли прежде всего о тебе, теперь у меня нет времени излагать здесь свои впечатления о боях, в которых мне приходится участвовать. Другим фактором является то, что мне теперь здесь очень мало времени уделяется описанию лично моих действий. Но дневник, как и прежде, пишется только для тебя, главным образом чтобы рассказать тебе, что я вижу, делаю, о чем думаю; все это на случай, если со мной что-нибудь случится.

Проехав 15 км, я обнаружил, что мой портфель для депеш со всем содержимым, должно быть, свалился с мотоцикла где-то по дороге. Больше всего мне было жалко дневник.

Я развернулся и собирался вернуться назад по собственным следам. Подошел лейтенант Цурн, и я рассказал ему о случившемся. Он вспомнил, что видел, как кто-то из 10-й роты (шедшей в конце колонны) читал книгу, похожую на мой дневник. Я пробежал по невозможной дороге весь путь до 10-й роты и обнаружил – о чудо из чудес! – что мой портфель оказался у одного из унтер-офицеров. Можешь себе представить, насколько я был счастлив. Мне совершенно не улыбалась мысль начинать дневник заново.

Снова я двигаюсь по разбитой дороге вперед, впереди всей нашей колонны, в Тишковку. Там 10-й танковый полк захватил целую кучу пленных, в том числе несколько женщин. Некоторые из них ранены. Могли бы придумать себе занятие получше, чем отправляться на войну!

В Тишковке на окраине поселка расположился полевой штаб нашего батальона. Роты уже заняли позиции. Нашей задачей является захватывать окруженных русских – кольцо вокруг них становится все уже и уже.

Я всегда вижу что-то такое, о чем не хочу упускать возможность рассказать в своем дневнике. Окна всех домов, точнее, лачуг, встроены в стены так крепко, что их невозможно открыть. Русские, если им понадобится свежий воздух, должно быть, таскают его внутрь в мешках.

Интересно наблюдать за полями подсолнечника. Вечером, когда солнце садится, подсолнухи смотрят на запад. А по утрам все они уже указывают на восток, а потом весь день следуют за солнцем.

Ты просто не можешь представить себе, какое радостное чувство испытываешь, глядя на такую местность, Хенни! Повсюду насколько хватает взгляда – поля зерновых, одно за другим. Эту огромную страну мы захватываем для наших детей. Эту землю! Это богатство! Это простое великолепие![71]

Вчера несколько раз шел проливной дождь. Вечером мы получили приказ атаковать противника сегодня. Спра ва от нас расположился усиленный батальон из состава 11-й дивизии, который пойдет вместе с нами. На Терновку. Хенни, скрести свои пальцы, чтобы все было нормально, чтобы русские здесь не оказались слишком сильны.

Мы вышли к Терновке в 19.00. Это был для нас ужасный день, такой же, как четыре недели назад день на высотах вокруг Крживацинце. Но и результаты были грандиозны. Только наш батальон сам по себе захватил 3000 пленных. Трофеи в виде машин, орудий и многого другого имущества так огромны, что мы даже не знаем точно, сколько здесь всего.

В 8.15 утра мы перешли в наступление. Не успели выйти к нашей цели, как двигавшаяся по дороге справа 7-я рота попала под убийственный огонь. Расчетам противотанковых пушек, которые ушли вперед, пришлось спешиваться и тоже принимать участие в бою вместе со всеми. Мы на нашем вездеходе находились вместе с 6-й ротой, слева от дороги, и потихоньку ехали к одной из высоток. Полевой штаб развернулся левее, за холмом. Невозможно было высунуть голову так, чтобы над ней не просвистела пуля. Русские хорошо окопались в полях пшеницы и подсолнечника, где мы не могли их достать. К сожалению, танки ушли вперед, и их пришлось оттягивать обратно. Вперед выдвинули зенитный расчет, чтобы выковыривать русских из земли. Мы ввели в бой все, что имели: легкие пушки, крупнокалиберные пулеметы и т. д. И все без толку.

Я стоял за стогом сена и пытался разглядеть, где спрятались русские. Никакого результата. Я едва успел отойти от этого места и перейти на другую сторону, как капитан Сарториус, оказавшийся там, где только что стоял я, упал, получив попадание в голову. Наверное, если бы я остался на том месте, та пуля досталась бы мне. Огонь противника с правого фланга становился все интенсивнее, когда слева, примерно с 2000 м, в нашу сторону направилась колонна русских. Когда я и Сарториус видели их примерно час назад, то подумали, что это наш 10-й танковый полк! В большой спешке нам пришлось перебрасывать на левый фланг большую часть нашей артиллерии и открыть стрельбу в том направлении.