Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
Он мрачно взглянул на нее.
— Мисс Чаллонер! — Маркейл указала на дорогу, где слабое цоканье лошадиных копыт затихало в темноте ночи. — Она была в экипаже, который только что уехал!
Уильям поговорил с Постоном, и слуга почти мгновенно вернулся в экипаж и тронул лошадей.
— Не знаю, сможет ли Джон найти в темноте экипаж, — сказал Уильям, обернувшись к Маркейл, — но он сделает все возможное, чтобы определить направление его движения, а затем вернется к нам. Надеюсь, он…
Но Маркейл уже подобрала юбки и, пренебрегая опасностью бежать по неровному тротуару в одних чулках, бросилась к гостинице. «Прошу Тебя, Господи, не допусти, чтобы она пропала. Пожалуйста, не допусти, чтобы ее забрали!»
Письмо Майкла Херста своей сестре, леди Кейтлин Маклейн, написанное в палатке, разбитой в оазисе Великой пустыни.
«Я прилагаю два деревянных волчка для моего непоседливого племянника и бойкой племянницы. Уверен, они ведут себя хорошо. На прошлой неделе я видел двух ребятишек, которые весело играли; они оба были круглолицыми, какими бывают дети, и смеялись тем заливистым смехом, каким могут смеяться только невинные.
Не знаю, что больше говорит о душе, их смех или их слезы. Подозреваю, что последнее, но надеюсь, что первое».
Уильям вслед за Маркейл взбежал по лестнице, стуча сапогами по дощатым ступенькам, и увидел, что дверь в ее спальню приоткрыта, а Маркейл стоит на коленях у кровати и шарит под ней.
При виде разорения в спальне Уильям содрогнулся. Кто бы ни побывал там, он все перевернул вверх дном. Кресло опрокинуто, подушки вспороты, и набивка из гусиного пуха разбросана по комнате, из комода вытащены все ящики и в беспорядке нагромождены у двери, матрац сдвинут на одну сторону, простыни и одеяла сброшены на пол.
— Проклятие! — выругался он, хмуро глядя на беспорядок.
— Уильям, ее нет. — Маркейл, побледнев, опустилась на пятки и подняла к нему виноватый взгляд. — Я думала, она в безопасности под ложным дном.
— Во всяком случае, твои тревоги остались позади. — Уильям почувствовал горькое разочарование. — Наша драгоценность на пути к шантажисту.
Она вздрогнула.
— Уильям, не нужно…
— Не нужно — что? Не нужно расстраиваться, что эта проклятая шкатулка снова ускользнула у меня из рук? Черт побери, Маркейл, речь идет о жизни моего брата.
— Я это понимаю! — Она села на край кровати. — Что же нам теперь делать?
Хотелось бы ему знать. У Уильяма кипела кровь от отсутствия вариантов. Где же теперь искать злоумышленников?
В негодовании он ходил по комнате, пинком убирая с дороги гусиный пух, который поднимался в воздух, а затем медленно опускался на пол.
— Мне следовало знать, что нельзя было доверять тебе прятать эту чертову штуку.
Маркейл застыла.
— Речь не о доверии, и ты это понимаешь. Речь о драгоценности и о том, кто ее украл. Быть может, Постон узнает, куда эта женщина поехала, и мы сможем догнать ее?
— Эта мисс Чаллонер… — Уильям остановился перед Маркейл. — Расскажи мне о ней все, что знаешь.
— Она очень высокая, на добрых шесть дюймов выше меня, и с рыжими волосами.
— Что еще?
— У нее величественный и весьма привлекательный вид благодаря манере держаться и одеваться. — Маркейл поморщилась. — Я взяла ее за образец, когда играла леди Макбет. Кажется, удалось.
— Тебе очень повезло, — сухо заметил Уильям, запустив руку в волосы. — Что еще можешь добавить?
— Немного. У нее сверхъестественная способность избавляться от любого преследования.
— Быть может, не у нее, а у ее кучера?
— Нет, потому что она не похожа на женщину, которая ждет, что кто-то другой поможет ей.
Маркейл ожидала, что Уильям высмеет такую точку зрения, возразит, но он, кивнув, очевидно, задумался над ее словами.
— Это полезно знать. — Он бросил взгляд на Маркейл. — За всем этим должна таиться какая-то причина. Когда твой шантажист первый раз вошел в контакт с тобой?
— Первое письмо я получила чуть больше года назад.
— Оно пришло по почте?
— Нет. Было вложено в книгу, которую я оставила в своем экипаже.
— Возможно, твои слуги…
— Я тоже подумала об этом, поэтому рассчитала их всех. Колчестеру это не очень понравилось.
— Всех?
— Да. Это оказалось не так-то просто, но я должна была защитить свою семью, и это был единственный способ удостовериться, что шантажист не находится внутри моего собственного дома.
— Но требования не прекратились после того, как ты сменила прислугу?
— Пожалуй, их даже стало больше. Письма просто посыпались: иногда они были заткнуты за раму зеркала в моей гримерной, иногда оказывались в моем ридикюле или на сиденье моего экипажа. А последнее лежало под тарелкой на моем подносе с завтраком.
— Внутри твоего собственного дома?
— Да. Это напугало меня. Значит, враг где-то рядом.
— Естественно. Ты сказала, что до сих пор все требования сводились к деньгам.
— Да. — Маркейл нахмурилась. — И я все заплатила, выполнила все условия.
Уильям обратил внимание на непререкаемую нотку в ее голосе.
— Очевидно, твоя семья действительно много значит для тебя, если ты оберегаешь их, хотя тебе это стоит больших материальных расходов.
— Моя карьера обходится мне намного дороже, чем ты можешь себе представить.
Она посмотрела Уильяму прямо в глаза.
На мгновение он подумал, не хочет ли она сказать, что карьера стоила ей их отношений, но потом решил, что этого быть не может, всему причиной ее элементарная жадность.
Уильям подождал, но она больше ничего не добавила. Хотя это было нелогично, ему стало обидно, что Маркейл все еще отказывается делиться своим прошлым без нажима с его стороны.
Услышав звук подъезжающего экипажа, он подошел к окну и отдернул штору.
— Джон Постон вернулся.
— Значит, не смог найти ее.
У Маркейл опустились плечи, словно на нее навалилась тяжесть всего мира.
— Хочешь заключить пари? — Уильям поднял окно и высунулся наружу. — Постон!
Слуга, который уже спрыгнул на землю и подзывал мальчиков-конюших, взглянул вверх.
— Да, кэп! Она направилась по Северной дороге. У нее легкий экипаж и четверка. Наш экипаж тяжелее, у нас в упряжке шесть лошадей.
— Значит, мы могли бы догнать ее.
— Конечно. На коротком расстоянии у нее еще может быть преимущество, но так как наша упряжка сильнее, мы можем в конечном счете догнать ее. Единственная задача — найти свежих лошадей. Наши уже выдохлись.