— Ничего? — снова спрашивает Росенберг с беспокойством.

Елена заколебалась, она пытается заставить себя выпить немного чаю.

— Мы можем доверять друг другу?

— Разумеется, — с возмущением отвечает он.

— И в отношении моего мужа?

Ему хочется что-то сказать, но он останавливает себя. Елена смотрит на него. Он улыбается.

— Вы что-нибудь слышали о клятве Гиппократа? Нет?

Его улыбка настолько заразительна, что Елена невольно улыбается и сама.

— Это такая клятва, такое обещание, которое должен дать доктор. Мы это делали еще за триста лет до Рождества Христова. И я не собираюсь нарушать ее. Договорились?

Елена кивает. Раздумывает.

— У меня была… — она подыскивает слово, — …вспышка пробуждения памяти.

— И что это было?

Елена рассказывает о ручейке, лесе и о том, что она знала о дороге на другой стороне. О том, что ручеек и лес помогли ей поверить: да, она — Елена, она — та женщина, которая жила здесь когда-то и потом пропала. Но это ее еще и обеспокоило.

— Что это значит?

— Это значит, что все это где-то там, — объясняет он, улыбаясь.

— Я не могу вспомнить ничего другого. Только то, как я бегу через лес. — Елена в отчаянии пожимает плечами. — У меня было какое-то странное ощущение, когда я стояла у дороги. Как будто бы я… убегала.

— Убегали?

Елена кивает. Она убегала, подходящее слово.

— Как вы живете с мужем? — задает он вопрос.

— Хорошо. Столько нового!

— Конечно. Вы его спрашивали?

— О чем?

— Были ли вы счастливы? Может быть, какое-то событие в вашей совместной жизни стало решающим фактором вашей амнезии, — объясняет Росенберг и продолжает: — Для того чтобы человек убегал, должна быть какая-то причина.

— Он говорит, что мы жили счастливо.

Росенберг на некоторое время останавливает на ней взгляд:

— Елена… Может быть, вы вспомните то, что произошло в те дни, когда вы исчезли. В те дни. Забудьте о значительных событиях. Вы понимаете?

— Не уверена…

— Такое впечатление, что ваша память хочет впустить вас в себя. Но только в какую-то определенную дверь. — Он наклоняется немного вперед, сидя на стуле, складывает руки и продолжает говорить тише: — Рассматривание старых фотографий, где вы с детьми, ничего не дает. Так не удается заставить память вернуться. Хватайтесь за то, что память вам показала: как вы бежите через лес. Продолжайте с этого момента. С того, что произошло перед тем, как вы бросились бежать. Или чуть позже.

* * *

Эдмунд выходит из дома вместе с Росенбергом. Это раздражает Елену — она чувствует себя ребенком, которому сказали: «А сейчас дай поговорить взрослым без тебя». В этом есть что-то такое, думает она, к чему она не может привыкнуть, связанное с ее полом. Эдмунд окружает себя в доме женщинами: пожилая дама в одежде гувернантки, девочка на конюшне… А Елена не подходит на роль жены, которая будет стоять и мило улыбаться, пока он по-взрослому будет разговаривать со взрослыми.

В ней слишком много от Луизы — от женщины, которая управляла кафе, каждое утро рано вставала, ходила за рыбой в коптильню, выпекала хлеб своей собственной закваски на пахте, купленной в общине Святого Клеменса, и на меду, собранном в окрестностях. Она договорилась с «Карлсбергом» о бесплатных навесах за то, что будет у себя продавать только особое пиво из старой пивоварни. Она очищала угрей от кишок, пузырей и крови, солила их месяцами, чтобы они были готовы к осеннему столу, — божественное блюдо с маринованной свеклой. Этому рецепту следуют на острове почти сто лет, и в нем нельзя ничего менять ни на йоту, если вы не хотите допустить местного народного восстания. Она составляла финансовые отчеты и драила «Родалоном» морозильники, чтобы устранить запахи мяса, рыбы и лимонного шербета. Об этом она должна как-нибудь рассказать Эдмунду. Интересно, а знает ли он, что такое «Родалон»?

На лужайке гуляют дети, она подходит и пытается общаться с ними. Это непросто. Воспоминания по-прежнему мучают ее. Ручеек, ледяная вода, лес. Впервые почти за три года ее воспоминания ненадолго появляются, чтобы показать ей прошлое, о котором она может поговорить только с Росенбергом. Он полагает, что причина блокирования памяти кроется в этом. Почему она убегала? Встретила ли она другого мужчину, с которым хотела сбежать? Ей трудно это себе представить. И если это так, то где же он? Йоахима она встретила гораздо позже. Выяснила ли она, что у Эдмунда была другая? Боже правый, такое случается каждый день, каждую секунду, здесь или где-нибудь в другом месте. Конечно, это не может быть причиной утраты памяти: максимум — хорошего настроения. Но тогда что же это?

Она старается быть в курсе дел детей. Ей не хочется что-либо упустить, сейчас, когда она наконец-то вместе с ними. София не выпускает ее руки ни на секунду, и Кристиан старается сделать так, чтобы она улыбнулась, и по его лицу она видит, что это ему тоже нравится. У них есть чувство юмора, и это хорошо. Мальчику нужно больше находиться с ней рядом физически, тогда он снова станет доверять ей. Каждый раз, когда они садятся, дочь вскарабкивается ей на колени. Елене нравится ощущать вес детского тела. Всякий раз она думает, что Кристиан наверняка был примерно такого роста, как София, когда она исчезла.

После ужина и после того, как она уложила детей, Елена заходит к Эдмунду в кабинет.

— Дети уснули? — Он отрывает взгляд от своих бумаг.

— Да, уснули.

Елена осматривается в его кабинете. Вернее, в библиотеке — это название подходит больше всего. Классически обустроенное помещение с солидными книжными полками от пола до потолка. На всех лампах установлены зеленые стеклянные абажуры. Посреди комнаты стоят диваны из красивой темно-красной кожи.

— Твое рабочее место там. — Эдмунд указывает на письменный стол, такой же, как у него, только чуть поменьше.

Она с любопытством подходит. Стол стоит напротив окна с видом на сад и озеро. У нее будет свой вид на воду.

— Здесь мы обычно работали по вечерам. Но у тебя есть и свой собственный кабинет.

Эдмунд поднялся и стоит возле диванов. Он смотрит на нее с нескрываемым вожделением. Она подходит к дивану, осознавая, что платье кремового цвета сидит на ней чуть более облегающе, чем хотелось бы. Похоже, он все это видит. Все изгибы ее груди, ее бедер. Она присаживается на диван, он садится рядом и кладет ей руку на бедро.

— Елена… — Его голос становится хриплым.

— Каким было наше супружество? — перебивает она.

Он медлит с ответом, но все же:

— Хорошим.

Его ладонь по-прежнему лежит у нее на ноге, но без движения. Он ожидает знака от нее. У него золотистая кожа, а глаза живые и красивые. Говоря объективно, Эдмунд — настоящий красавец. Замечательный отец. Почему же она… убежала тогда?