Потом поднимает всю огромную тушу зверя на руки и несет в сторону дома, я бегу следом, продолжая качать девочку, которая, наплакавшись, засыпает на моем плече.

Я понимаю, что собака спасала ему жизнь, что бросилась грудью на предводителя отморозков. Но еще никогда не видела такого отчаяния и горя на лице человека при виде страданий животного.

Керук отнес собаку в дом, на кухню, расчистил все со стола и уложил ее туда.

Огромная страшная зверина спокойно и доверчиво давала ему себя осмотреть. Когда Керук трогал ее заднюю лапу, она скулила и дергалась. Наверное, пуля застряла в мякоти ближе к животу.

Когда-то отец брал меня с собой на охоту. Мы оставались на ночлег в охотничьем домике, и как-то случайно отец ранил сам себя в ногу. Ружье давало осечку, и он решил, что оно не заряжено. Тогда мне пришлось вытаскивать пулю у него из ноги. Я кричала, что надо вызвать врача, а отец, чертов гордец, отвечал, что это позор. Грант сам себе прострелил ноги, курам на смех.

Тогда же я поняла, что не боюсь крови, что могу достать пулю и что я не такая неженка, как считал мой папа.

— Я могу достать… — сказала, вспомнила, что меня никто не слышит, и тронула его за плечо. Керук резко обернулся и посмотрел на меня так, словно я в эту секунду должна была бы исчезнуть.

— Я могу достать пулю! — отчетливо, ясно, чтоб мог прочесть по губам. — Я уже это делала. Доставала пулю у отца. Один раз. Но я могла бы попробовать. Если…если, конечно, вы не найдете ветеринара.

Хотя какой к черту ветеринар, если сегодня воскресенье, и мы в жопе мира. Это нужно ехать в Сан-Антонио. Здесь разве что коновал может быть и то вряд ли. Керук резко кивнул и посмотрел прямо мне в глаза. Это означало, что я… я могу попробовать изъять пулю из лапы волкодава. Как его или ее зовут, понятия не имею. Ведь полковник не зовет собаку по имени.

Я отнесла спящую Джекки в ее кроватку, а когда вернулась, полковник уже полностью освободил стол, достал бутылку рома, вату и огромный пинцет, который стоял в баночке с ромом, и там же откисал охотничий нож. Жестами показал мне, что будет держать собаку, а я буду резать и удалять пулю.

Мне было не просто страшно, а мега страшно. Если что-то пойдет не так, Дамиан свернет мне шею, потому что свою собаку он сто процентов любил намного больше меня. Я…наверное, меня терпели только потому, что я якобы мама Джекки. Это единственное мое преимущество.

— Как…как его. ее зовут?

Кивнула в сторону пса. Керук взял сотовый, что-то написал и протянул мне.

«Дакота»…

Значит, девочка. Теперь понятно, почему я ей так не нравлюсь. Я вымыла руки, протерла их ромом и…с уверенностью и в то же время страхом взялась за нож.

— Дакота…, — позвала собаку, и она шевельнула ушами, — ты девочка. Очень красивая, грозная и смелая девочка. Я не заберу твоего хозяина. Я здесь ненадолго. Позволь мне вытащить пулю…ты же не хочешь отдать его мне, да?

Но едва я хотела коснуться ножом, как собака дернулась и зарычала. Керук тут же погладил ее по голове, по лапам. Наклонился и что-то утробно промычал ей в ухо, поцеловал ее морду, нежно поглаживая за ушами. Я смотрела на его большие смуглые пальцы, утопающие в рыжеватой шерсти, и не верила, что этот огромный громила может быть таким нежным… и любящим.

Кивнул мне, обнимая голову Дакоты и глядя ей в глаза. И я сделала надрез. Пулю достала довольно быстро. Сама от себя не ожидала, потом промыла рану, зашила и наложила повязку. Керук отнес Дакоту на диван и укрыл одеялом.

Когда вернулся, я уже убрала на столе, вытерла кровь, выбросила грязные бинты и вату.

Когда полковник схватил меня за руку и куда-то потащил, я подумала, что он хочет вышвырнуть меня из дома, и начала упираться, но он все равно отволок меня в гостиную, где поблескивал разожженный камин. Какое-то время что-то искал в ящике шкафа в прихожей, а потом подошел ко мне с большой книгой. Открыл первую страницу, и я увидела…своего «мужа» с щенком на руках, а вверху подписано.

«Мой дорогой Джонни и Дакота»

— Почему ты не говорила, что у него такие долги?

Написал мне на сотовый. Теперь мы только так и общались. Перепиской в мессенджере.

— Потому что я не знала.

— Чего еще ты не знала? Что ты вообще знаешь о моем сыне?

— То, что он позволял о себе знать. Знаете ли, у него есть на кого быть похожим!

— Он проиграл мой дом?

— И что теперь делать?

Фыркнул и отшвырнул сотовый, развернулся и ушел. Вот так просто. Как он обычно все это привык делать. Просто свалить из дома без объяснений, и думай сама, что хочешь. Но Керук вдруг вернулся, схватил меня за руку и потащил на улицу. В руках ружье. Стало страшно, что он меня пристрелит. Увидев мой идиотский взгляд, направленный на ружье, он закатил глаза. Потом показал пальцем на консервные банки и, вручив мне ружье, приказал стрелять. Прекрасно. Да, просто великолепно.

Я приложилась к ружью, как меня учил отец, но оно было слишком тяжелым и давило мне в плечо. Почувствовала, как Керук стал сзади, как прижал меня к себе, удерживая ружье моими же руками, помогая прицелиться. У него невероятно горячие ладони и очень ароматное дыхание. Именно так пахнет от настоящего мужчины, и я понятия не имела, с какого момента запах навоза, пота, крови и сигар начал мне нравиться, но у меня голова кружилась, когда Керук вот так прижимал меня к себе. Мы выстрелили, и банка хлопнулась вниз. Я заверещала от радости и захлопала в ладоши. Мы выстрелили снова и снова. Потом он доверил выстрелить мне, и я пару раз промазала. Тогда мы опять стреляли вдвоем, и мои ягодицы, обтянутые шортами, жались к его паху и… и я чувствовала эту выпуклую твердость там…меня в жар от этого швыряло, и в голову лезли самые грязные и пошлые мысли. Я постоянно думала о сексе. С ним…с моим свекром. Но ведь он мне не свёкр, и я ничего не нарушаю, ничего постыдного в этом нет.

Попала в мишень, запищала и бросилась полковнику на шею. Неожиданно он меня тоже обнял. Доли секунд, и мое тело льнет к его огромному телу, моя грудь прижата к его груди и под моими ладонями его мощные плечи, а его огромные ладони сжимают мою талию, они почти смыкаются на ней.

Вскинула голову и встретилась взглядом с его черными красивыми глазами. Перевела взгляд на губы. Ярко-вишневые, полные, выпуклые. Очень характерные для его расы, как и все черты лица. И меня током прошибло от какого-то первобытного кайфа находиться в объятиях индейца. Было в этом что-то запретно-грязное, непредсказуемое, хлестко-обжигающее. Потянулась к его губам, прикрывая глаза, но меня грубо оттолкнули, сунули мне в руки ружье и быстрыми шагами направились к конюшне. Оседлал Смерча и вылетел из конюшни, как бешеный, взял ограду с дикого скачка. Я чуть в обморок не упала. А потом мне пришла смска.

«Если придут эти… стреляй и не думай дважды»