– Я всегда сохраняю комнату для своих хороших клиентов… Значит, быка, говорите? Черт возьми! Вот быка-то у меня на кухне как раз и нет! Разве что тот здоровенный неряха, который за еду помогает мне топить печь. Этот точно может бегать на четырех ногах и мычать, призывая мамочку. Меня бы такое ничуть не удивило, – иронично добавила трактирщица и, чуть смутившись, так как теперь она знала о настоящем занятии обоих гостей, поинтересовалась: – Осмелюсь спросить, я обязана удовольствием видеть вас здесь какому-то делу, которое ожидает вас в городе?

Бросив украдкой быстрый взгляд на помощника бальи Мортаня, Ардуин решил сказать полуправду, будучи уверенным в деликатности трактирщицы. К тому же она могла бы стать бесценным источником сведений, особенно если задеть ее чувствительную струнку. Поэтому он объявил немного театральным тоном:

– Мой… друг недавно потерял очень любимую дочь, монахиню в Клерет.

Черт подери… Значит, Сильвин об этом знала? И она скрыла от нее, своей сестры, ее кончину? Потрясенная, матушка Крольчиха прикрыла рот рукой, лихорадочно подыскивая подходящее к случаю замечание. Наконец она прошептала:

– Боже милостивый, как же это ужасно! Эти чудесные бернардинки так самоотверженно помогают бедным и нуждающимся, не то что другие аббатства в округе… Те-то к другим слепы, глухи и немы, а вот когда надо собрать налоги, они тут как тут, уж можете мне поверить!

По ее словам, Ардуин понял, что до трактирщицы еще не дошли слухи о гибели Анриетты де Тизан, и сменил тему разговора:

– Что вы этим вечером предложите нашим истощенным в путешествии желудкам?

Облегченно вздохнув от того, что разговор коснулся не таких скользких предметов, матушка Крольчиха охотно заговорила:

– А как же, у меня найдется чем их наполнить. Сейчас-то еще рано, чтобы отправляться на рынок за припасами. Есть парочка восхитительных окороков из косули, маринованных в кислом виноградном соусе, с пюре из каштанов и свежими сливками. И я это предлагаю далеко не всем! А еще, так как день сегодня не постный, могу предложить свой омлет с салом и сыром. А он знаменит далеко за пределами наших окрестностей!

Не сговариваясь, оба гостя склонились в пользу дичи.

* * *

Вкусная трапеза, которую устроила матушка Крольчиха, прошла в доброжелательном молчании. Оба гостя еще не передохнули с дороги, а трактирщица была занята на кухне, готовясь к обеденному наплыву посетителей. Между делом она дала хлеба маленькому оборванцу, который бродил по внутреннему дворику в надежде отыскать более-менее съедобные остатки от предыдущей трапезы. Затем мальчишка со всех ног помчался с посланием для Сильвин, которую трактирщица описала как старую попрошайку с голубыми глазами, которую тот, без сомнения, найдет в окрестностях замка Сен-Жан.

Двое сидящих за столом обменялись одобрительными замечаниями по поводу кушаний, щедро поданных на ломтях хлеба[102]. Ардуин видел, что помощник бальи был полностью поглощен своей драмой – переживаниями отца, внезапно потерявшего самую любимую дочь. Сострадание было главным из того, что сейчас испытывал мэтр Правосудие к своему спутнику, а кроме этого, уважение с некоторой долей осторожности и в малой степени нечто похожее на дружбу. Безусловно, его старшая дочь стала жертвой жестокого убийства, но ведь столько человеческих существ отдает богу душу каждый день. Причем некоторые из них препровождаются в лучший мир согласно приказам того же помощника бальи. К тому же истинная причина той поспешности, с которой он решился сопровождать Арно де Тизана, носила имя Маот де Вигонрен, урожденной Ле де Жеранвиль, обвиненной в преднамеренном отравлении.

Он должен как можно скорее встретить Антуана Мешо, семейного доктора де Вигонренов, чтобы расспросить относительно этого дела. Как раз этим вечером сразу после еды Ардуин и собирался нанести ему визит, но одна мысль сразу вызывала досаду и умеряла его рвение. Черт возьми, в доме доктора он увидит Бернадин – бездетную вдову его сына. Молодая и очень привлекательная женщина ясно выразила свой интерес, не зная о его ремесле «заплечных дел мастера». Из деликатности Венель-младший дал себе слово больше никогда не встречаться с этой женщиной. Впрочем, не только из деликатности, а чтобы избежать ошеломленного взгляда и презрительной гримасы, и особенно потому, что покойная Мари де Сальвен не шла у него из головы, неотступно преследуя его в мечтах, куда больше не было входа другим женщинам.

На смену этой мысли у него в голове воцарилась следующая: все это время он чувствовал Мари рядом. В своих мечтах Ардуин жил рядом с ней, проводил ночи, слушал, отвечал на ее слова, даже чувствовал прикосновение опьяняюще теплых губ призрака на своей коже; ее волосы, которые притрагивались к его плечу. А ведь он ее видел всего несколько минут – сперва на судебном поединке, где ее муж потерпел поражение, а затем в тюремной камере, где мэтр де Мортань попросил у нее прощения за то, что должен будет отнять у нее жизнь, и, наконец, привязанной к столбу на костре правосудия. Странное дело, в это мгновение Ардуин ясно отдавал себе отчет, что это обожаемое видение, которое он постоянно призывал к себе, теперь занимало не все его помыслы. И это произошло непроизвольно, само по себе. Венель-младший больше не стремился к ней всеми фибрами своей души. Он больше не ловил себя на том, что безучастно наблюдает, как любимый образ заполняет все его существо, не оставляя ни одного свободного уголка. Может быть, она вдруг потеряла ключ от двери к его разуму, которую он тогда так охотно открыл для нее…[103] Ардуина охватила невыносимая грусть. Но он ничем не выдал своих чувств, откусив большой кусок белого каравая[104] и запив его вином со специями. А может быть, Мари де Сальвен покинула его так незаметно и деликатно, что он этого и не заметил? Может быть, это она пожелала, чтобы он оказался в Ножан-ле-Ротру и пришел на помощь ее младшей сестре, Маот? Может быть, после ее спасения она сможет упокоиться с миром?

Мари – нереальная, совершенно невероятная нить Ариадны. Невероятная, но такая драгоценная… И тем более драгоценная, что однажды жизнь Ардуина странным образом соприкоснулась с ее жизнью.

«Какай вздор, старушечьи бредни! – выругал он себя. – Сколько это еще будет продолжаться? Судьба или случай, какая, в конце концов, разница? Сколько прожить, когда, где и как умереть, подумаешь, важность!»

Но в то же время никто, даже Мари, не осуждал на смерть Аделин д’Эстревер. Венель-младший действовал один, движимый всепоглощающей жаждой справедливости – той, которую мог восстановить лишь он. Призрак Мари к настоящему времени сделался расплывчатым и почти неразличимым. Это началось после жестокой расправы, которую мэтр Высокое Правосудие учинил над Морисом Деспером, затащив его в древнюю пещеру, находящуюся под домом, дабы бесчеловечный убийца детей наконец-то отдал свою гнусную душу дьяволу. Видение поблекло еще и тогда, когда Ардуин остановил свой взгляд на другой Мари – ее юной сестре Маот. Даже ругая за это самого себя, он не сомневался, что мадам де Сальвен сама желала бы этого.