Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб посмотрел на снимок и невольно вздрогнул — мужчина носил анк! При большом увеличении крест отливал синевой и казался очень массивным. Но особо выделялась цепочка. Ее звенья были отлиты в виде мелких цветков какого-то растения и при сцеплении друг с дружкой образовывали панцирное плетение.
— Это анк, — коротко ответил Глеб.
— Не понял… Что такое анк?
— Такая разновидность крестов. Анк, пожалуй, самый древний крест. Его носили фараоны Египта.
— Да? Ну надо же… И что он означает?
— Вечную жизнь. Бессмертие.
— Верно умные люди говорят: век живи, век учись, а все равно дураком помрешь. Да, много чего есть в этом мире интересного… И у кого этот древний крест в чести? Наверное, у какой-нибудь секты.
— Возможно. Точно не могу сказать. По этим делам ищите других спецов. У меня не тот профиль.
— Ладно, пусть его… Уже хорошо, что человек остался жив. А у меня гора свалилась с плеч. Да это просто замечательно! Еще один «глухарь» приказал о себе долго помнить. Конечно, остается тот хмырь, который орудовал ножичком… Неплохо бы его взять на цугундер, чтобы он еще кого-нибудь не покромсал. Да где теперь его найдешь? Скорее всего, он убрался из города.
— Почему вы так думаете?
— И бандит, и его жертва — люди пришлые, иногородние. Это уже, можно сказать, доказано. Убийца свое дело сделал — замочил клиента — и слинял по быстрому. Или ты считаешь, что он может прийти в больницу с букетом цветов, чтобы навестить земляка?
— Вряд ли.
— И я так думаю. Все убийцы по своей природе трусы. Их вдохновляет лишь безнаказанность. Убийца (как и вор) думает, что его никогда не найдут. Это опасное заблуждение. Конец ниточки всегда отыщется. А там и до клубочка недалеко. Судьба-злодейка играет человеком. И никто из нас не останется безнаказанным за свои деяния.
— Я вижу, Арсений Павлович, вы большой моралист…
— Проживешь с мое, козликом станешь, не то что моралистом. Даже если не будешь пить волшебную воду из козлиного копытца. Работа такая. Чего я только не насмотрелся за годы, проведенные в угрозыске… Но практически любой жиган попадал на срок, рано или поздно.
— Верю. Я тоже голосую за высшую справедливость и неотвратимость наказания.
— Что ж, спасибо за консультацию, я побежал. Дел на сегодня — выше головы.
— А может, кофейку?..
— Спасибо, парень, не надо. Я за рабочий день этого пойла не меньше ведра выхлебываю. Уже печень начинает шалить. Пора пить «Боржоми»… пока почки не отвалились. Бывай…
Арсений Павлович ушел. А снимок с изображением креста оставил. Забыл? Возможно. Но очень сомнительно. Этот зубр сыскного дела ничего не забывает и ничего не делает без задней мысли. Это Глебу было хорошо известно. Арсений Павлович еще тот кадр…
Значит, у майора есть какие-то сомнения. На предмет чего? Трудно сказать. Глебу очень не хотелось думать, что Арсений Павлович в чем-то заподозрил его. И тем не менее, факт, как говорится, налицо — майор во время разговора наблюдал за Тихомировым-младшим, словно кот за неразумной мышью, затеявшей игру прямо перед его носом.
Глеб намеревался углубить эту мысль, но тут зазвонил телефон. Недовольно морщась, он поднял трубку и услышал бодрый голос Железного Жука:
— Привет работникам невидимого археологического фронта!
— Здоров… — не очень приветливо буркнул Глеб
— Что такое? Почему не в духах? Или головка бо-бо? Приезжай — вылечу. Сам знаешь, какое у меня есть лекарство. Супер! Мертвого на ноги поставит.
Последняя фраза вдруг ударила по нервам, как смычок по струнам ненастроенной скрипки. Поэтому они не запели-зазвенели, а противно взвизгнули. И Глеб, неожиданно для самого себя, принял решение, которое все время торчало у него в голове, как заноза. Немного помедлив, он набрал в легкие побольше воздуха, словно перед прыжком в воду, и спросил:
— Антон, а как ты смотришь на небольшую прогулку по полям нашей отчизны длительностью в две-три недели?
— Глеб, ты не шутишь?!
— На этот раз нет. Только сразу предупреждаю — удачу не гарантирую. Наш поход может получиться из серии «дупель пусто». Деньги, инструменты, палатка, посуда и харчи у каждого свои. Спонсорство не предусматривается. Находки, если они будут, дуваним, как обычно: главному закоперщику — семьдесят процентов, пристяжному — тридцать. Впрочем, тебе это хорошо известно. Устраивает такой вариант?
— О чем базар?! Я ведь уже говорил тебе на этот счет. И потом, вдвоем все-таки веселей. А то я уже совсем бирюком стал, от людей шарахаюсь, если встречу на лесной тропинке.
— Захвати с собой металлоискатель. Мой забарахлил. Я возьму щупы.
— Заметано. У меня «раколовка» американская, определяет не только металл, но и вообще все, что лежит под землей.
— Встречаемся завтра на вокзале… пораньше. Наш поезд, если я не ошибаюсь, идет в шесть утра. До вечера уточню время отправления, закажу билеты и перезвоню тебе. Все, отбой…
Глеб нажал на рычаг, в трубке раздались короткие гудки, но он не спешил водрузить ее на место. Глеб погрузился в мучительные раздумья. Он пытался найти себе оправдание, что не сдержал слово, данное отцу, но голова вдруг стала пустой и звонкой, и мысли катались в ней, как горошины в сухом бычьем пузыре, который надули воздухом.
Большие напольные часы в гостиной начали отбивать время — бом-м… бом-м… бом-м… Воздух над головой Глеба словно сгустился и в них на миг появились чьи-то огромные глаза. Впрочем, не исключено, что это был просто обман зрения — Глеб, чтобы немного успокоиться, закурил трубку, и клубы ароматного дыма, свиваясь в кольца разной формы и размеров, устремились к потолку — туда, где находился вытяжной вентилятор.
Папаша Гильотен, несмотря на свой почтенный возраст, любил поспать, и сон его был крепок. В связи с этим он терпеть не мог, когда его поднимали по каким-то делам среди ночи. Тогда хозяин притона бесился как мул, которому под хвост засунули стручок красного перца.
Но этой ночью сон долго не шел к папаше Гильотену. Тревожные предчувствия бередили его изрядно прогнившую душу, и он с ненавистью прислушивался к тихому храпу своей супруги, которую звали Франсина. Она была моложе папаши Гильотена на десять лет и еще более неряшлива, чем ее супруг, а потому он не пускал ее дальше кухни — чтобы не отбить у клиентов кабака здоровый аппетит.
В молодости у Франсины был бурный и несчастный роман с каким-то офицером, из-за чего она пыталась сначала повеситься, а затем отравиться. Наверное, по причине этой моральной травмы ее умственные способности оставляли желать лучшего — к старости она стала глупа, как курица. Папаша Гильотен польстился на ее кукольное личико — в молодые годы Франсина была очень симпатична. А еще ему нравилась ее неприхотливость. Франсина могла свободно обойтись куском хлеба в день и двумя бокалами вина. Папаше Гильотену такая экономия была очень даже по душе.