Дарья Фёдоровна умирала от желания узнать про таинственную незнакомку побольше, но я почему-то не хотела ей сообщать о близком родстве Семёнова и его прелестной спутницы.

– И что вы можете сказать об этой женщине? Какая она была?

– Раскрашенная, будто картинка. Вы не думайте, я ничего от вас не утаю. Понимаю, что убийство случилось у Семёновых-то…

– Вы долго за ними наблюдали? В дом девушка заходила?

Я потянулась за вторым пирожком; взяла и красный леденец.

– Глядела на них минут пять, не больше, потому что мне Таня позвонила, дочка моя. Я специально ждала, хотела вместе с ними на дачу ехать, да зять приболел. Танюшка должна была решить, когда теперь поедем-то. Ну и разговорились насчёт того, чем лечить бронхит. Врачи сказали, что зять мой прихватил его где-то, и вообще – рентген лёгких не очень хороший. Курит и курит мужик, далеко ли до беды? – Комкова налила ещё одно блюдце чая. – Говорила я ему…

– Значит, минут пять вы на них смотрели. Они медленно шли по направлению к подъезду. И как при этом себя вели? Разговаривали или молчали? Может быть, обнимались? Всё в деталях, пожалуйста, постарайтесь вспомнить.

– Шли они сперва молча, потом встали на аллейке, – принялась добросовестно рассказывать Комкова. – Я ещё подумала – кралю домой ведёт, а сам под ручку её не возьмёт, не глянет на неё. Надутый, как индюк. И она печальная такая, расстроенная. Шлюхи-то по-другому держат себя…

– Значит, Семёнов и его спутница были в плохом настроении, да?

Я, забывшись, глотнула из кружки, обожглась чаем, но скрыла это от хозяйки, чтобы не сбивать её с мысли.

– Женщина плакала? Может быть, вы хоть слово расслышали?

– Она много говорила, и три словечка я разобрала, – обрадовала меня Комкова. Она взяла ложечку халвы и с наслаждением съела. – «Ты можешь подождать?» Такие вот три слова…

– Вы молодчина, Дарья Фёдоровна! – Я едва не расцеловала свидетельницу в обе щёки. – Вы и в милиции про эти слова упомянули?

Надо обязательно сообщить Буссову, что в тот вечер с Семёновым была Дина, и она просила отца с чем-то подождать. С чем же, интересно?

– Что он ответил, вы не помните?

– Я не слыхала, но Генка всё мотал головой. Дескать, не могу ждать, и всё тут! В милиции про то не говорила, вспомнила только теперь вот. Тогда другие всякие дела были на уме, и участковый вполуха слушал, торопился куда-то. Милиция решила, что Генка с мужиками выпивал. Стояли на том, будто они за бутылкой повздорили, но не хотели шум поднимать.

Дарья Фёдоровна придвинулась ко мне, положила руку на локоть, губами коснулась мочки уха.

– Генка-то небритый был. Рубаха на нём чёрная, ворот расстёгнут. И брюки мятые. А девушка-то вся сверкает! Он перед ней сморчок, а ещё выпендривается! Остановились вон там, у лавочки. А в это время телефон зазвонил. И я не знаю, что дальше было. Занялась своими делами. Про зятя с Таней поговорили. Про то, как у соседки дачу обокрали. Всё вынесли – постели, посуду, даже старенький телик. Дешёвые доски Тане обещали завезти в понедельник, второго числа. Пока говорили, чувствую – запахло газом. Поначалу не побеспокоилась – бывает у нас такое. Чайник, к примеру, может горелку залить, или ещё какая мелочь. Я-то свои краны закрываю всегда, а рядом с нами такие алкаши живут, мамоньки!.. Ну, а потом уж, когда совсем невмоготу стало, я выскочила на лестницу…

– Сколько времени вы говорили с дочкой?

Мне хотелось поскорее допить чай, закончить допрос, остаться одной и подумать.

– Надо установить, когда именно запахло газом.

– Час, наверное, проболтали. Сначала солнышко светило, а когда газ пошёл, уже потемнело.

Комкова позвякивала ложечкой в кружке, хотя сахару туда не положила.

– Я-то решила, что дождик собрался, и потому газом воняет. И из туалета несёт, и от плиты – аж мутит. Думала, что вынесет сквозняк, а оно всё сильнее… Только трубку положила, выскочила, чтобы соседей вразумить, а тут аварийка едет. Нестеровы, которые с Семёновыми на одной площадке живут, вызвали. У них внук с астмой, прямо зашёлся весь. Кашляет, задыхается. Газовики поднялись к Семёновым, стали в дверь стучать, как у них положено – чтобы от звонка искра не проскочила. Никто не отзывается. Они решили дверь ломать. Начали всех жильцов выгонять из дома. Перед тем газ отключили во всём доме. Не дай Бог, кто из мужиков окурок кинет, или спичкой чиркнут на кухне…

Комкова помотала головой, вся сжавшись от ужаса, хотя с того дня прошло два месяца.

– Все и побежали – с детьми, с кастрюлями, с одеялами и спальными мешками. Думали, что на улице придётся ночевать. А дверь-то у Генки железная, с секретом – слесарям не взломать. Позвали службу спасения. Мужчина из первого парадного даже палатку поставил у песочницы. Он турист, ему не впервой на земле спать. А спасатели с крыши по верёвке спустились, разбили окно и влезли в квартиру. Там Генка на кухне лежит, под столом. Глаза в чёрных кругах, на подбородке пена. И не дышит уже. Все четыре конфорки и духовка открыты, воздух серый в квартире, мамоньки мои!.. На стол собрано – вроде как Генка гостей принимал. Бутылка водки почата, отпито немного. Подъезд проветрили, соседи стали возвращаться. А милиция начала допытываться, кто что видел. Я и выложила, как есть, про ту дамочку. Только слова её совершенно из головы вылетели. А вот сейчас, когда вас увидала, вспомнила. Она так просила подождать, а он, поганец, и слушать не стал! Да чего от него ждать? Двух жён замучил. Одна от рака давно умерла, а вторая ненормальная уже, в клинике лечилась. Много больно о себе воображал, вот и получил! – Комкова достала платок и шумно высморкалась. – Больше ничего не заметила – ни тогда, ни после. Весь двор судачил целый месяц. Ждали Ольгу, а её всё не было. Квартира стояла опечатанная. Генка в морге лежит непогребённый, а вдова пропала. Тоже плохо так-то поступать, надо человека похоронить по-христиански.

Комкова налила мне ещё чаю, и я благодарно кивнула.

– Ещё через месяц вдруг милиция Ольгу привозит. Нашли её в Подмосковье. Соседушки шептались, будто она подговорила кого-то или подкупила, и Генку порешили. Но я не верю. Олька не могла убить, враки всё! И науськать тоже не могла. – Комкова открыто взглянула на меня ясными серыми глазами.

Лично для меня во всей этой истории было много непонятного. Но в одном я, как Дарья Фёдоровна, не сомневалась, – в невиновности Ольги Семёновой. Зато другие подозрения крепли с каждой минутой.

Геннадий говорил другу, что достанет деньги на круиз по Европе. Достанет! Значит, своих, заработанных, не имел. Тем вечером в спешном порядке Семёнов уехал с поминок по Конторину – для встречи с Диной. Она просила отца подождать, безусловно, с деньгами, но тот не соглашался. И в итоге Геннадий Николаевич преставился. Но главного-то звена нет, так же как в истории с рестораном «Гавана» и Агаповым. А без главного звена версии останутся версиями, ничего не прибавив к банку доказательств.