Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С верхом было намного теплее. Ветер уже не хлестал в лицо, не вырывал волосы из-под шляпки.
К тому же я уже освоилась с управлением Зверем. Он, послушно рыча, слушался каждой моей команды. Оказывается, ездить на мехомобиле – одно удовольствие.
И я окончательно повеселела.
Лючина с любопытством осматривала внутреннее убранство Зверя, водила пальцами по панели и кожаной обивке.
– Ты раньше никогда не ездила на мехомобиле? – озвучила я то, о чём раньше догадалась.
– Нет, папа не разрешает, – подтвердила девочка и, подумав, с надеждой спросила: – А теперь он передумал?
– Да, – солгала я, – он очень соскучился и захотел, чтобы ты приехала.
– Здорово, – обрадовалась Лючина, – я давно хотела увидеть город.
Значит, и эта моя догадка оказалась верной – в Греное малявка тоже не была.
– Мы обязательно погуляем и всё посмотрим, – пообещала я и не удержалась от вопроса: – Почему папа не выпускал тебя из поместья?
– Это опасно, – посмурнела девочка и, насупившись, отвернулась к окну.
Дальше допытываться я не стала. Захочет – сама расскажет. Значит, пока рано.
Греной встретил нас солнечным утром, заспанными горожанами и ещё влажными после ночного полива улицами.
Мсье Иветт открыл после долгого и упорного стука в дверь. Широко зевая, доктор с укором посмотрел на меня и заявил:
– Ещё очень рано, рабочий день не начался. А ваш пациент спит. Приходите позже.
И захлопнул дверь прямо у меня перед носом.
– Не очень-то вежливо с его стороны, – пробурчала я.
Зато Лючина совсем не расстроилась.
– Если папа ещё спит, мы можем пока погулять и посмотреть город. А то вдруг он больше не разрешит…
Всё-таки мелкая – умна не по годам. Не ожидала, что она раскусит мою ложь про папино разрешение. И чего он так строг с малявкой? Нет, всё-таки мсье Милфорд – плохой отец. Был бы хорошим, не держал бы её взаперти.
Мы оставили Зверя у лечебницы и дальше отправились пешком. Лючина восхищалась всему. И зданию ратуши с остроконечным шпилем и часами на башенке. И ровным улицам с частой застройкой почти одинаковыми трёхэтажными домами. И городскому парку, где наглые голуби окружили Лючину, требуя еды. Даже пришлось вернуться на два квартала назад, где я заметила кондитерскую, и купить там хлебных крошек.
Девочка сияла неподдельным счастьем, когда кормила голубей. И я подумала, что всё-таки стоит взгреть мсье Милфорда за такое пренебрежение к ребёнку. Только сначала, пожалуй, привяжу его к стулу, чтобы не сопротивлялся. Или лучше к кровати, стул не такой крепкий.
Ой, о чём это я думаю?
Смутилась и тут же думать перестала.
– Ты не проголодалась, Лючи? – решила переменить тему, пусть даже и с самой собой.
– Лючи? – засмеялась девочка. – Почему ты так меня назвала?
– Потому что это уменьшительное твоего имени и, по-моему, очень милое. Тебе не нравится?
– Нравится, – на секунду задумавшись, ответила девочка и добавила, хитро прищурившись: – Тогда я буду звать тебя Ани.
– Называй, мне нравится, – я подошла к Лючине и, схватив её в охапку, закружила.
Девочка не вырывалась и только счастливо верещала.
Позавтракать мы решили в розовой гостинице мадам Розетты. Я подумала, что малявке понравится.
Лючина действительно оценила расцветку, внутреннее убранство и саму хозяйку, вышедшую нас встречать в объёмном густо-розовом платье с кружевами.
Сначала мадам обняла меня, расспрашивая о делах под видом старой подруги. А потом повернулась к мелкой, намереваясь потрепать по волосам. Но Лючина испуганно вывернулась и спряталась за меня, держась за юбку.
– Познакомьтесь, мадам Розетта, это Лючина Милфорд – моя воспитанница.
– Милфорд? – хозяйка гостиницы сделала шаг назад, как будто малявка могла наброситься на неё. Но тут же опомнилась, посмотрела на выглядывающую из-за меня Лючину и заискивающе улыбнулась.
– Значит, вы нашли поместье Милфордов…
– Нашла, – улыбнулась я, не позволяя подозрительности и слухам взять верх.
Лючина за эти дни стала много для меня значить. Да и её отец уже не был чужим. Настороженное отношение к ним я воспринимала как недоверие ко мне.
– Моя воспитанница оказалась прелестной девочкой, – я приобняла малявку за плечи, убеждая её в своей поддержке и одновременно показывая мадам, что бояться тут совершенно нечего.
Глупости какие – пугаться шестилетнего ребёнка. Только в такой глухой провинции, где суеверия сильнее разума, можно встретить такое предвзятое отношение.
– И сам мсье Милфорд – приятный и разумный человек, – польстила я своему работодателю, мысленно пообещав потребовать у него прибавки к жалованью.
Розетта заколебалась. Было видно, что ей хочется посплетничать. К тому же, Лючина никак не походила на злобного монстра, которого следует опасаться.
Немного подумав, мадам приняла решение. Она широко улыбнулась и пригласила нас в общий зал.
– Все уже позавтракали и разошлись по своим делам, – по пути рассказывала она, – но для вас я что-нибудь обязательно найду. А может, хотите жаркого? Осталось от ужина.
– Нет, – хором ответили мы с девочкой и рассмеялись.
– Ну, нет так нет, – развела руками мадам, – тогда я поищу чего-нибудь на кухне.
– Как тебе? – спросила я, когда мы остались одни.
– Здесь очень красиво, – шёпотом ответила Лючина, добавив со вздохом: – Хотела бы я себе такую красивую комнату.
Я сделала себе зарубку, что нужно посмотреть спальню моей воспитанницы. С этим мсье Милфордом можно ожидать чего угодно.
На завтрак мадам Розетта предложила нам зернистый творог, политый сметаной и посыпанный сверху сахаром, и к нему – свежие булочки.
– Кухарка утром испекла, – сообщила она нам, когда служанка расставляла на столе тарелки, ложки, салфетки.
Лючина, застыв, наблюдала за сервировкой стола. Её глаза сияли. Особенный восторг у малявки вызвал пузатый серебряный кофейник с длинным изогнутым носиком, из которого служанка разлила шоколад по маленьким чашечкам из белоснежного фарфора.
Мадам Розетта села с нами за стол, но от повторного завтрака отказалась, потягивая шоколад маленькими глоточками. Зато Лючина схватила свою чашку и, громко прихлёбывая, опустошила её в две секунды.
Я покраснела.
Уже и раньше отмечала дурные манеры девочки и неумение вести себя за столом. Как и у её отца. Но прежде мы ели дома, наедине. И это не так сильно бросалось в глаза. По крайней мере, я не посчитала обучение столовому этикету чем-то первостепенной важности.