постоянно шпынять, где я смогу, наконец, вскрыть эту треклятую коробку с инопланетным грузовиком.

– Тебя как зовут, приезжий? – молодой парень на средней койке у стены напротив.

– Илия. – Спохватился. – Илья, – торопливо поправился.

– Первый раз, что ли? – Лицо парня ехидно улыбалось.

Я всмотрелся, накатила усталость, разговаривать не было ни малейшего желания, поэтому с некоторой задержкой ответил:

– Здесь да.

– В смысле? – Взгляд парня метнулся в сторону соседа напротив – мужчина лет сорока задумчиво подпирал стену рядом с единственным окном.

Но я отвернулся. Надо разобраться со свертком, потом поговорим.

– Серый, погоди. Дай пассажиру заехать, – заступился кто-то позади.

На плотном пластике нашлась яркая красная надпись и характерный рисунок в форме узнаваемой молнии. Я потянул за хлястик, пластик лопнул и, легко поддаваясь рукам, сполз. Внутри обнаружился туго свернутый матрас в вакуумной упаковке, подушка и одеяло – в таком же пластике – и небольшой, гремящий содержимым пакет. Последний вскрыл первым – зубная щетка, паста, мыло, бритва, пара плотно упакованных полотенец, – поначалу не разобрался, что это за колбаски. И еще очки зачем-то. Все. Ни тебе маски для сна, ни шапочки для душа! Где шампунь, лосьон для тела, кондиционер? Где крем для рук? Для лица? Для… ну, для еще чего-нибудь? Обидно, слушай!

Общение с сокамерниками затянулось. Двое, включая серьезного дядю у окна, – мошенники. Ну, во всяком случае, шили, выражаясь на местном диалекте, им именно это. Еще пару, включая Серого, держали «ни за что» и должны были со дня на день отпустить. «Ни за что», насколько я понял, означало кражу. Тот, что заступился, пока я тупил над поклажей, – со смешным погонялом Абибас, подозревался в незаконных операциях с банковскими данными – тьма! Спокойный и рассудительный парень примерно моего возраста признался, что мама назвала его Анатолием, и взялся объяснить, но я прервал его – вроде говорил по-русски, а ничего непонятно. «Глезер заскринил, считай, пара тегов в кармане! И я же никого не обманываю. Эфир принадлежит народу!» – несмотря на то, что с последним я был склонен согласиться, вникать в современные технологии сейчас настроения не было. Не то чтобы было неинтересно – выжигала сознание собственная космическая тайна.

Моя статья УК произвела на сидельцев ошеломляющее впечатление. Когда я озвучил, что мне шили легавые – подметил, словечко было в ходу, – повисла тишина. Ее нарушил самый старший – Семен, как он коротко представился:

– Это ты не по адресу заехал, братан!

– Точно! – тут же поддакнул ему Серый.

– Если ничего не путаешь, то здесь ты не задержишься. Слышал я про таких. – Он в своей привычной манере задумчиво рассматривал меня. – Дяди серьезные. Матроска им не по масти! Такие в Лефортово отдыхают. – Он немного помолчал, причем ему внимательно вторила вся камера. – Если ты здесь, значит, чего-то у тебя не то. Краями проехал по чужой теме или еще что.

Десять внимательных глаз. Спокойные, нервные, разные, все с одним любопытством – что ты за фрукт такой? Ща! Лучшее место, чтобы рассказать про Мау, скелле и инопланетян! Впрочем, вопросов по теме не задавали – здесь это, видимо, не принято. Более того, откровенно сторонились чужого любопытства – я это сразу почувствовал. Все жадно слушали, но никто не спрашивал. Если пассажир говорит – его право, но не более.

Окно темнело, когда принесли ужин. Который час, я не знал – смарт отобрали, часов не было. Спросил Абибаса – как-то он исхитрялся всегда быть рядом:

– Слушай, а который час?

Тот отмахнулся:

– Да все норм. Они никогда точно не приносят, вечно – плюс-минус полчаса.

– А времени-то сколько?

Лицо Абибаса вытянулось, он насторожился, как если бы я признался в дурной болезни:

– Что значит «сколько времени»? У тебя что, с модулем проблемы?

– Во-первых, у меня его нет. Во-вторых… – Я пытался продолжить, но споткнулся о глаза – вся камера, как один, уставилась на меня, разве что рты не открывали. – Что?

Абибас оглянулся на сидельцев, те уже прятали глаза, но я чувствовал, как напряженно шевелятся их уши.

– Это правда? – понизив голос, спросил он.

– Ну да.

Собеседник как-то странно поежился, бросил быстрый взгляд на меня, оглянулся на притихшую камеру:

– Ты не удивляйся. Мы же не знали, как там у вас.

– У кого «у нас»? – вопреки его просьбе, все же удивился.

– Ну, кому по твоей статье билеты выписывают. – Он неуклюже скривился, добавил, еще понизив голос: – У верхних типа.

– Верхних? – продолжал тупить я, на всякий случай тоже заговорив едва слышно.

Абибас, приоткрыв рот, смотрел на меня слегка наклонив голову, потом, зачем-то еще раз оглянувшись, быстро заговорил:

– Те, кто систему ломают, считаются вроде элиты – Робин Гуды типа. У нас их верхними зовут. Только это все одни слухи – такие перцы до нас не опускаются и в Матроску не попадают. Народ, конечно, много чего рассказывает, только – болтовня это. Говорят, они могут под любого человека измениться, говорят, им любые счета и учетки – ну, наверное, любые – открыты. Они где хочешь пройти могут. Некоторые говорят, что они вообще неуловимые – сечешь? Ты вот под камерами идешь, а они другого человека видят – прикинь!

Его горячий восторженный взгляд искал что-то в моем лице, я посмотрел вдоль камеры – сидельцы не смущаясь таращились в нашу сторону.

– Не, уважаемые! Это не про меня. Полагаю, у этих «верхних» модулей как червяков в тухлой рыбе. У меня и одного-то нет. Я пассажир случайный! Сбойнуло что-то – проверят да выпустят. Вон половина изолятов без них ходит – элита, блин!

Неожиданно заговорил Семен:

– Не скажи, дорогой! Как раз «верхние» никогда добровольно модуль себе не поставят! Для них это финиш. Вон китайцы, если кого подозревают, что он верхний, сразу насильно модуль ему вживляют. И все – финита ля комедия!

– Ладно, ладно. Какой