Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После парусного перевооружения шебека стала гораздо быстрей, но тут же потеряла остойчивость. Почти напрочь. А набор стал разваливаться прямо на глазах. Пришлось усовершенствовать корпус, читай, полностью его перестраивать. И не раз, по результатам множественных ошибок.
Зато теперь на корабле появилась артиллерийская палуба, да и в трюме стало значительно больше места.
Скорости резко поубавилось, но, скажу без ложной скромности, все равно на данный момент «Виктория» — самый быстрый корабль своего класса в мире. И не своего — тоже. И уж вовсе не сравнимый с остальными по огневой мощи. Сейчас у меня стоят четырнадцать бронзовых двадцатичетырехфунтовых орудия, по типу знаменитого шуваловского единорога, имеющих в своем арсенале кроме обычных ядер, картечи, книппелей и брандскугелей еще и чугунные разрывные бомбы. Два носовых, два ретирадных и по пять — с каждого борта. А на верхней палубе — десяток фальконетов на вертлюжных станках.
Ох и намучился в свое время со своим косолапым морским прогрессорством, как вспомню, так вздрогну. Денег и времени ушло — пропасть. Но все мучения и ошибки уже в прошлом, вдобавок вместо них пришел опыт, который послужит для создания флота Наварры. Ну какой гранд-адмирал без своего флота? То-то же. На стапелях верфи в Сибуре уже стоят три корабля на последней стадии готовности, по своему классу приближающиеся к галеонам, а к лету спустят на воду еще столько же. Сейчас строят быстро, особенно когда знают, что и как.
Едва ступил на палубу, чуть не прослезился — словно попал домой после очень долгого отсутствия. Я и в прошлой жизни был неравнодушен к морю, а после того как обзавелся своим кораблем, и подавно стал истинной морской душой.
Не удержавшись, погладил штурвал, прошептал несколько ласковых слов и отправился к себе в каюту переодеваться.
Да, разработать новую морскую форму тоже не забыл. Блуза с отложным воротником, кожаная жилетка и короткая суконная куртка с рядом пуговиц, но застегивается в повседневной носке только на верхнюю. Штаны-колокола с манжетами под коленями, вязаные чулки и легкие башмаки с пряжками. Ну и круглая шляпа с полями и ленточками конечно же. Типичный матросский наряд петровских времен. В любом случае гораздо удобней и практичней, чем нынешние шоссы, пуфы и прочая чушь. Аналогично одета вся команда, правда, материал на их наряды пошел попроще и фурнитура оловянная против моей серебряной. Дык на то я и адмирал.
Забыл сказать — и патлы в косицу заплетаю с черным муаровым бантиком, да. И своим велю так же.
Все это одежное прогрессорство обошлось недешево, так я и не нищий, тудыть его в качель. Опять же, моя страсть к военному единообразию удовлетворена, что немаловажно. Вот такие мелочи — как раз главная составляющая для мужского душевного равновесия, ибо, в отличие от женщин, мужики не взрослеют никогда.
Закончив с одеждой, я наконец обратил внимание на обер-сержант-гранд-адмирала и по совместительству капитана «Виктории» Тиля Веренвена, почтительно застывшего посередине каюты с опущенной в пол мордой.
Ага, изображает искреннее раскаяние, стервец эдакий. И есть за что. Да, с ремонтом все в порядке, такелаж полностью заменили, все вылизано от бушприта до кормового фонаря, но без потерь за зимовку в Сибуре не обошлось. Одного матросика зарезали в пьяной драке в городском борделе, второй обожрался какой-то дряни и скоропостижно помер, изойдя дерьмом, а третьему проломил башку местный лавочник, застав его на своей жене. Обидно терять обученных людей, хотя потери приемлемые, да и на общей дееспособности экипажа никак не отразятся — преставившихся заменят юнги, уже готовые равноценные специалисты. Опять же, кто им, дурилкам картонным, виноват? В общем, Тиль обязательно будет выдран, но в щадящем режиме и потом.
— Что скажешь, обер-сержант-адмирал?
Верен вен встрепенулся и прогудел.
— Значится, рад, ваше сиятельство… — но, наткнувшись на мой свирепый взгляд, тут же поправился: — Господин шаутбенахт!
Все правильно, никаких сиятельств и прочих титулований, на борту я господин шаутбенахт, и никак иначе. Да-да, точно так же, как велел себя именовать в свое время расейский царственный Петруша, который под номером один. Придурь, конечно, дык я и есть средневековый мракобес и самодур. В своем праве, что хочу — то и ворочу. На том и стою.
— Сюда иди… — Я шагнул к столу с расстеленной на нем картой. — Смотри, франки не ушли, стоят вот здесь, на траверзе мыса, где-то в половине лиги от берега.
— Сам видел, господин шаутбенахт, — торопливо сообщил Веренвен. — Вчера выходил с местными на разведку.
— Молодец, хвалю. Я не планирую вступать с ними в бой, задача — проскочить и оторваться, не более. Впрочем, посмотрим по ситуации. Как тут у нас с фарватером и розой ветров?
Фламандец ткнул заскорузлым пальцем в карту.
— Досюда выйдем на веслах, а вот уже тутой ветерок подхватит, господин шаутбенахт. Но придется принимать круче к морю, дабы банку с отмелью обойти. Я всю местную лоцию назубок выучил. Так что… почти впритык мимо оных получится. Правильно рассчитали, кол им в задницу, свиньям франкским. Но мы уже успеем ход набрать, так что должны проскочить.
— Хорошо, делай как знаешь. Всем товсь. Пушки зарядить брандскугелями, фальконеты — жеребьями. Исполнять…
Проводив взглядом капитана, я засунул за пояс пистоли, подвесил к перевязи эспаду и глянул на себя в зеркало.
— Хорош, стервец! — восхитился собой в голос, сбил на затылок шляпу и тоже вышел на палубу.
Едва появился из каюты, команда дружно взревела.
Я дождался, пока гомон стихнет, и спокойно поинтересовался:
— Это кто тут передо мной? Никак франки?
— У-у-у, это же мы, господин шаутбенахт… — недовольно загудели матросы. — Они самые, кто еще, франков свинье в гузно…
— Никак не могу понять… — с сомнением протянул я. — Морды — на лошади не объедешь, брюха и задницы до палубы свисают… Зажрались? Ну ничего, я быстро вас в