Беверли раз за разом трижды чихнула, быстро и тихо, приложив ко рту ладони.

Она решила, что теперь сможет уйти, если не забудет про осторожность. Собралась вылезти из «форда» уже со стороны водителя, перебраться в проход между двумя рядами автомобилей и дать деру. Она полагала, что ей это удастся, но шок — ведь ее едва не накрыли — лишил Беверли смелости. Она пришла к выводу, что остаться в «форде» безопаснее. И потом, раз уж Виктор и Рыгало ушли, эта парочка вскоре могла последовать за ними. Тогда она вернется к клубному дому. Желание пострелять из рогатки испарилось, как дым.

Опять же, ей хотелось отлить.

«Ну же, — подумала она. — Ну же, поднимайтесь и уходите, поднимайтесь и уходите, ПО-ЖА-А-АЛУЙСТА!»

Мгновением позже Патрик заржал и зарычал от боли.

— Шесть футов! — проревел Генри. — Как гребаная паяльная лампа! Клянусь Богом!

На какое-то время воцарилась тишина. Пот тек по спине. Через треснутое лобовое стекло солнце жгло шею. Мочевой пузырь давил.

Генри взревел так громко, что Беверли — а она уже чуть ли не задремала, несмотря на все неудобства, — сама едва не вскрикнула.

— Черт побери, Хокстеттер! Ты спалил мою гребаную жопу! Что ты делаешь с зажигалкой?

— Десять футов. — Патрик засмеялся (от этого смеха Беверли сразу замутило, словно она увидела червя, выползающего из салата в ее тарелке). — Десять футов, и ни дюйма меньше, Генри. Ярко-синего пламени. Десять футов, и ни дюйма меньше. Клянусь Богом!

— Дай сюда, — буркнул Генри.

«Уходите, уходите, тупоголовые, валите отсюда, убирайтесь!»

Патрик заговорил снова, но так тихо, что Беверли едва расслышала его. Если бы в тот испепеляющий полдень дул хоть самый слабенький ветерок, она не разобрала бы ни слова.

— Давай я тебе кое-что покажу.

— Что? — спросил Генри.

— Кое-что, — ответил Патрик. — Это приятно.

— Что? — вновь спросил Генри.

И тишина.

«Я не хочу смотреть, я не хочу смотреть на то, что они сейчас делают, и потом, они могут увидеть меня, более того, скорее всего увидят, потому что ты израсходовала всю удачу, отпущенную тебе на сегодня, девочка. Поэтому оставайся, где сидишь. Не выглядывай».

Но любопытство взяло верх над здравым смыслом. Что-то странное было в этой тишине, что-то пугающее. Дюйм за дюймом она поднимала голову, пока ее глаза не оказались на уровне треснутого, мутного лобового стекла «форда». Она могла не тревожиться насчет того, что ее увидят: оба мальчика сосредоточились на том, что делал Патрик. Беверли не поняла, что видит, но знала — это что-то отвратительное… впрочем, ничего другого она от Патрика и не ожидала, он всегда был не в себе.

Одну руку он сунул между бедер Генри, другую — между своих. Одной рукой он поглаживал штучку Генри, другой — свою. Только не просто поглаживал… сжимал, тянул вниз, потом вверх.

«И что он такое делает?» — гадала ничего не понимающая Беверли.

Она не знала, это точно, но ее это действо пугало. Такого страха она не испытывала с тех пор, как кровь выплеснулась из сливного отверстия в раковине и окатила всю ванную. «Если они узнают, что ты это видела, чем бы это ни было, — кричал внутренний голос, — они не просто взгреют тебя — могут и убить». И однако она не могла отвести глаз.

Она увидела, как штучка Патрика чуть удлинилась, но не сильно: по-прежнему висела между ног, как дохлая змея. Зато у Генри — на удивление выросла. Рука Патрика ходила по ней взад-вперед, вверх-вниз, иногда замирала, чтобы сжать, иногда пальцы щекотали странный, тяжелый мешочек, который висел под штучкой Генри.

«Это его яйца, — подумала Беверли. — Мальчикам все время приходится ходить с таким хозяйством? Господи, я бы сошла сума». В другой части ее рассудка послышался шепот: «И у Билла такие же». Тут же она представила себе, как держит их, сжимает в ладошке, гладит… и снова ее пробило жаром, лицо стало пунцовым.

Генри смотрел на руку Патрика, как загипнотизированный. Его зажигалка лежала на каменном выступе, сверкая в лучах жаркого солнца.

— Хочешь, чтобы я взял в рот? — спросил Патрик. Его толстые, мясистые губы изогнулись в улыбке.

— Что? — переспросил Генри, словно выходя из забытья.

— Я возьму в рот, если хочешь. Я не от…

Мелькнула рука Генри. Бил он не кулаком, но и не открытой ладонью — чуть согнул пальцы. Патрик распластался на земле. Ударился головой о гравий. Беверли опустила голову, сердце выпрыгивало из груди, зубы сцепились, сдерживая крик. Уложив Патрика на землю, Генри повернулся, и Беверли показалось, что взгляды их на мгновение встретились, прежде чем она опустила голову и свернулась клубочком на грязном коврике у переднего сиденья выброшенного на свалку «форда».

«Пожалуйста, Боже, Ты позаботился о том, чтобы солнце било ему в глаза, да? — молила она. — Пожалуйста, Боже, я сожалею, что подсматривала. Пожалуйста, Боже!»

Тянулась мучительная пауза. Белая блузка прилипла к потному телу. Капельки пота, как мелкие жемчужины, блестели на загорелых руках. Мочевой пузырь болезненно пульсировал. Она чувствовала, что очень скоро обмочит трусики. Ждала, что сейчас яростное, безумное лицо Генри появится в проеме на месте дверцы пассажирского сиденья «форда», не сомневалась, что так оно и будет: как он мог не увидеть ее? Он вытащит ее из кабины и изобьет. Он…

Новая и еще более ужасная мысль пришла в голову, и вновь ей пришлось вести отчаянную борьбу с позывами надуть в штаны. Допустим, он что-то сделает с ней свой штукой? Допустим, захочет, чтобы она вставила ее в свою понятно что? Она знала, куда положено ей входить, все так. Внезапно знания эти во всей красе выскочили из памяти. Беверли подумала, что сойдет с ума, если Генри попытается вставить в нее свою штуку.

«Пожалуйста, нет, пожалуйста, Господи, не дай ему заметить меня, пожалуйста, хорошо?»

Потом Генри заговорил, и к своему нарастающему ужасу Беверли поняла, теперь он находится гораздо ближе от нее, чем раньше.

— Пидорские штучки не по мне.

— Тебе же понравилось, — откликнулся Патрик, его голос доносился с более дальнего расстояния.

— Мне не понравилось! — прокричал Генри. — А если ты кому-нибудь скажешь, что понравилось, я тебя убью, маленький вонючий пидор!

— У тебя встало. — По интонациям Патрика чувствовалось, что он улыбается. И хотя Беверли сама безумно боялась Генри, улыбка эта ее не удивила. Патрик же чокнулся, был куда безумнее Генри, а безумцы ничего не боялись. — Я видел.

Гравий скрипел под ногами, все ближе и ближе. Беверли посмотрела наверх, ее глаза чуть не вылезли из орбит. Сквозь лобовое стекло «форда» она увидела затылок Генри. Смотрел он на Патрика, но если бы повернулся…

— Если трепанешь кому-нибудь, я скажу, что ты членосос. А потом убью тебя.