она трахалась с Уолли, потому что знала, что он убийца. Вот что нравится шлюхам.

Занавес открылся: вернулся доктор.

— Хорошо, ваши анализы в норме, это хорошо. Возможно, — добавила она, — что эти спазмы психогенные.

— То есть?

— Они могут быть вызваны психологическими факторами. Вы сейчас находитесь в состоянии сильного стресса?

— Не больше, чем обычно, — ответил Страйк. — Есть ли шанс на обезболивающее?

— Что вы принимали?

— Ибупрофен, но от него эффект примерно такой же, как от “Смартиз”.

— Хорошо, я дам вам что-нибудь посильнее, чтобы продержаться следующую неделю, но они не заменят отдых и пакеты со льдом, понятно?

После ухода врача, пока Страйк натягивал брюки, в его голове боролись за доминирование две противоречивые мысли. Его рациональная сторона твердо говорила ему, что расследование по делу Аноми закончено, по крайней мере, в том, что касается их агентства. В условиях, когда старший партнер выбыл из строя как минимум на месяц, а субподрядчиков не хватало, просто не было возможности выполнить необходимую работу.

Но упрямая самоуверенность, которую не одна бывшая подруга называла высокомерием, настаивала на том, что это еще не конец. Барклай не сообщал о состоянии дел по Папервайт, и был шанс, что предстоящий визит Страйка к Гранту Ледвеллу, при правильном подходе, наконец-то выведет их на Аноми.

Глава 97

Она была злой девушкой? Что тогда?

Ей было все равно!

Она была не хуже всех тех мужчин.

которые выглядели так потрясенно на публике, когда

когда они совершали и разделяли ее грех.

Матильда Слепая

Послание

Когда Страйк проснулся в восемь часов утра следующего дня, он понял, что виски, которое он пил предыдущим вечером, определенно не очень хорошо сочетается с трамадолом. Теперь он чувствовал себя больным и неуравновешенным, и эти ощущения еще не совсем прошли к одиннадцати, когда ему позвонил Барклай.

— Новости, — сказал шотландец.

— Уже? — сказал Страйк, который неуверенно допрыгал до ванной, когда позвонил Барклай, и теперь стоял, держась за спинку стула для равновесия.

— Да, но это не то, чего ты ожидал.

— Николь не у родителей?

— Она здесь, да, я сейчас с ней. Она хотела бы поговорить с тобой. Желательно по FaceTime.

— Отлично, — сказал Страйк. — Она не будет против, если Робин присоединится к разговору?

Он услышал, как Барклай передал вопрос.

— Да, она будет не против.

— Дай мне пять минут, — сказал Страйк. — Я дам Робин знать.

Звонок Страйка застал Робин все еще в халате в ее клаустрофобной спальне в отеле Z, хотя она уже три часа была на работе. Какой смысл одеваться, если ты никогда не выходишь из своей комнаты?

— Она хочет поговорить с нами? Фантастика, — сказала Робин, вскакивая и пытаясь сбросить халат одной рукой.

— Я пришлю тебе подробности, только дай мне пару минут, — сказал Страйк, которому все еще отчаянно хотелось в туалет.

Робин поспешила натянуть футболку и расчесать волосы, чтобы Страйк не подумал, что она проспала все утро, затем поспешила вернуться на кровать, которая была единственным местом, где можно было сесть, и открыла ноутбук. Тем временем Страйк, чьи волосы выглядели одинаково — расчесанными или нет, сменил свою футболку на менее мятую и снова сел за свой маленький кухонный стол.

Когда начался звонок, и Страйк, и Робин с удивлением обнаружили, что смотрят не только на прерафаэлитную красавицу Николь Кристал, но и на двух людей, которые могли быть только ее родителями. Хотя у матери не было рыжих волос, у нее были такие же высокие скулы и лицо в форме сердца, а ее волевой отец выглядел именно таким напряженным и сердитым, каким, по мнению Страйка, должен выглядеть мужчина, узнавший, что эротическая фотография его дочери привела к контакту с частными детективами.

— Доброе утро, — сказал Страйк. — Большое спасибо, что согласились поговорить с нами.

— Без проблем, — весело ответила Николь. Ее акцент был не таким густым, как у Барклая. Комната за спиной семьи Кристал отличалась стильной простотой, которая, как подозревал Страйк, была достигнута с помощью очень дорогого декоратора. — Эм… Я не Папервайт. Белая что-то… Неважно. В этой игре.

Она говорила без тени стеснения, беспокойства или смущения. Казалось, она была заинтригована ситуацией, в которой оказалась.

— Я не знаю, как моя фотография попала в эту игру. Серьезно не знаю. Мне даже не нравится “Чернильно-черное сердце”!

— Понятно, — сказал Страйк, который не мог заметить никаких признаков лжи на ее веселом лице. — Но вы же слышали об этом мультфильме?

— О да, — сказала Николь ярко. — Моя подруга очень любит его. Она его обожает.

— У этой подруги был доступ к вашей фотографии?

— Нет, никогда, — сказала Николь.

— Могла ли она заполучить фотографию без вашего ведома?

— Ей пришлось бы зайти в мои фотографии на телефоне. В любом случае, она из Христианского союза. Она действительно, знаете ли… Я имею в виду, что она ни за что не стала бы этим заниматься. Посылать обнаженку.

Судя по выражению лица отца Николь, он очень хотел бы, чтобы то же самое можно было сказать и о его дочери.

— Когда была сделана фотография, вы можете вспомнить? — спросила Робин.

— Примерно… два с половиной года назад? — ответила Николь.

— И вы кому-нибудь ее посылали? — спросила Робин.

— Да, — сказала Николь. — Моему бывшему парню. Мы встречались в последний год обучения в школе, но потом он уехал учиться в RADA, а я осталась здесь, чтобы заниматься искусством.

— Он актер? — спросил Страйк.

— Хочет им стать, да. Я посылала ему фотографии, когда мы учились на расстоянии в течение семестра.

В челюсти отца Николь дернулся мускул.

— Как зовут вашего бывшего? — спросил Страйк, потянувшись за ручкой.

— Маркус, — сказала Николь. — Маркус Барретт.

— Вы все еще общаетесь с ним? — спросила Робин. — У вас есть номер телефона?

— Да — но вы же не собираетесь ужасно с ним обращаться, правда? Потому что я, честно говоря, не могу представить Маркуса…

— Дай им его чертов номер, — коротко сказал отец Николь.

— Папа, — сказала Николь, боковым зрением глядя на отца, — ну же. Не будь таким.

Мистер Кристал выглядел