– А как ты это делаешь? – удивилась девчонка – «Люба, ее зовут Люба», – подумалось Саше. Саша знала это, потому что это был Любин сон. – Я думала, такого не бывает… Что в такой бред только эзотерики верят, по типу переселения душ и всякого такого…

– Бред – не бред, но сейчас я здесь, – Саша пожала плечами. – Так уж вышло, понимаешь?

– Ага, – девчонка потупилась. – Слушай, а эти… что они значат?

– Не знаю. Сны вообще находка для психоаналитика. Особенно, если ты их запоминаешь. Обычно люди в первые секунды пробуждения забывают девяносто процентов того, что видели, так что я не удивлюсь, если ты не запомнишь нашу встречу. Или своих гостей. По-разному бывает. Фрейд везде видел сексуальный подтекст. Напридумывал всяких там комплексов, но разгадка в другом. Просто сны – это другие миры, понимаешь? Со своими правилами и своим населением. Но меня интересует другое. Скажи, пожалуйста, тебе никогда не снился троллейбус?

– Троллейбус? – удивленно переспросила Люба. – Что значит – троллейбус?

И тогда Саша начала описывать ей то, что уже описывала сотне людей до нее. Мысленный образ возникает в голове, блестит хромированным железом на солнце и светит зелеными фарами. Голоса слышатся Саше, как будто наяву, и она, сама того не осознавая, мечтательно улыбается.

– Такой железный, большой. Номеров на нем нет, маршрут тоже не указан. А «рога» ни к каким проводам не прикручены, и непонятно, почему троллейбус едет, ведь это должно нарушать все законы физики. А внутри – кондуктор с водителем. Ты не слышала об этом?

– Не-а, – разочарованно протянула девочка, и Саша тяжело вздохнула.

Ну, вот. Одно и то же. Опять ходить и искать разных людей и опрашивать их. Саша давным-давно уже потеряла надежду на то, что кто-то ей вдруг да улыбнется, загадочно и красиво, подмигнет и предложит поговорить об этом. А потом расскажет, что это за загадочный другой мир, с подсолнухами в два человеческих роста, с птицами, поющими в семи октавах, и с запахом слив. Расскажет – и объяснит, как туда попасть.

– Спасибо, ты все равно мне помогла. Я пойду, наверное. А то ты уже начинаешь просыпаться.

Мир рассыпался у Саши под ногами, и она неслась по брусчатке, на ходу пытаясь запрыгнуть в метро: будто под бомбардировкой, но если она не успеет, то навсегда застрянет в сером мире между сном и явью, откуда дороги нет. Лучше уж сразу смерть, чем такое вечное существование. Раз – и нога чуть не провалилась в сереющую пасть Ничто. Два – и по руке побежала струйка крови. Три – и Саша залетела в чужой сон, приземляясь на обе руки и охая от боли.

Когда ты во сне, обязательно придется хорошо побегать. Хорошо, что здесь можно быть быстрым, как Усэйн Болт. Это в жизни Саша вечно висла на канате и превращалась во всеобщее посмешище, когда на физкультуре требовалось сделать кувырок. Здесь же физика прогибалась под Сашины желания, делая ее быстрой и ловкой, как настоящие гимнастки.

– Фух, оторвалась, – пробормотала она и побрела по очередному заброшенному городу.

Человеческое воображение скучное и предсказуемое: она поняла это довольно быстро, едва оправившись от бесконечного удивления по поводу того, что теперь можно заглянуть в любой сон. Иногда во сны приходили Темные твари, и Саше приходилось спасать незадачливых сновидцев – в основном это были Синие дяди да кукрики, ничего такого опасного Саше пока не попадалось.

И пока что никто не смог дать Саше ответ на то, что такое троллейбус. Скучающе прислонившись к стене бетонного дома, она смотрела на рассвет и думала о том, что скоро ей все равно придется вставать, чтобы идти в бесполезную школу и сидеть на бессмысленных уроках. Шло уже начало декабря, а она так и не приблизилась к разгадке, и не узнала, откуда она родом.

Мимо торопился на работу очередной Парацельс. В галстуке и пиджаке, он торопливо набирал что-то на телефоне и разговаривал воющим, лающим басом, который точно не мог быть человеческим. Саша испуганно вжалась в стену, прикрыв глаза и молясь, чтобы он ее не заметил. Пронесло.

Неожиданно ей пришла в голову другая мысль: что, если она все это время искала не там? Удивленная донельзя, Саша проследовала за Парацельсом – и вовремя споткнулась, пропуская черный вагон метро. Нет. Нельзя соваться к тварям просто так.

Ей нужно хоть какое-то оружие.

Вы когда-нибудь были на рынке? Нет. На Рынке. Рынок – это не два ряда с фруктами и овощами, где кричащие продавцы на все лады расхваливают свой товар. Рынок – это огромный город, с двумя, тремя этажами: где-то тявкает собака, где-то кто-то пинает ногами забежавшего проглота. Виднеется Красная площадь, как настоящая, только словно перевернутая, разломанная на кусочки и криво собранная.

Солнца тут никогда нет и не было, и в небе висит картонная, криво обклеенная светящейся самоклейкой луна. Красного цвета.

– Сны! Продаю сны! – кричит горластый продавец с тремя руками. Две из них свободно жестикулируют, а третья болталась, вылезая из заботливо прорезанной в зипуне дырки. Продавец клацал длинными зубами и не стеснялся откровенно нечеловеческой природы. – Сны про шоссе и машину – три советских рубля! Сны про великую любовь – пятнадцать! Налетай, покупай!

– Скажите, пожалуйста, – к стойке продавца подошел старик. Ужасно скрючившийся, будто вопросительный знак, от какой-то неизвестной пока что человечеству болезни, он перебирал пластинки снов, как мальчишка, забежавший в музыкальный магазин, перебирает бесконечные пластинки русской эстрады, пытаясь найти пластинку Дэвида Боуи. Огромные очки в роговой оправе с толстенными стеклами то и дело спадали ему на крючковатый, несколько раз переломанный нос, и старику приходилось поправлять их толстым грубым пальцем с аккуратно остриженным желтоватым от курения ногтем. – Если я возьму сон про великую любовь, что я там увижу? Мне бы описание, мил человек.