С этими словами он показал мне спину и занялся заполнением документов. Майор был не самым приятным в общении человеком, но дело свое знал назубок. Наверное, непросто балансировать между врачебным долгом и необходимостью подчиняться командиру! Интересно, а как справлялся с этим Андрей? Видимо, не слишком хорошо, ведь так и остался в чине полковника, несмотря на все свои боевые и врачебные заслуги, а мог бы стать генералом: у него всегда плохо обстояло дело с подчинением дуракам.

Губанов попросил не болтать об исчезновении Короткова – когда вернется, мол, тогда и будем решать, что с ним делать. У медсестры Оли насчет пропажи солдата имелись свои соображения, коими она и не замедлила со мной поделиться, как только мы остались наедине:

– Баба у Короткова в поселке. Он, думаю, и сюда прискакал вовсе не из-за ноги – просто хотел улизнуть по-тихому, а из санчасти это сделать легче, чем из казармы, ведь там сержант не дремлет.

– И что за баба? – поинтересовалась я.

– Да не знаю я ее – так, разок встречались, – пожала плечами Оля. – Но она всех наших солдатиков обихаживает, кто пожелает, – добавила девушка снова шепотом.

– В смысле?.. А-а, в этом смысле?! – широко раскрыла я глаза.

– Ага, – хихикнула сестричка. – Она – с солдатиками, а Людка – с офицерьем…

– Какая Людка?

– Да жена Акиньшина, кто ж еще – тут всего одна Людмила на заставе! Ой, Агния Кирилловна, вы еще наших местных нравов не знаете: это не застава, это Древний Рим перед нашествием галлов!

– И тебя это не смущает? – спросила я удивленно.

– Не-а, – тряхнула она тщательно накрученными кудряшками. – Даже интересно за всем наблюдать.

– А куда же Акиньшин смотрит?

– Да Людка же не дура, Агния Кирилловна! – развела руками Оля. – Во-первых, у полковника сейчас дел по горло с этим дурацким переходом на профессиональную армию: по-моему, нам только проблем от этих контрактников прибавилось! И казарма у них отдельная, и ведут они себя так, как раньше вели «деды», когда ребята в армии служили по два года – неправильно это. Во-вторых, Людмила умеет заговорить Акиньшину зубы, она тетка изобретательная. А офицеры ничего не скажут – что они, враги себе? Кроме того, могу поклясться, ни один из них не в курсе, что он – не единственный в ее копилочке!

– А кто там вообще есть?

– Только я вам не говорила, ладно?

– Разумеется!

– Значит, Губанов…

– И Губанов?!

– Ага, и он, родимый. Так вот, Губанов, начхим[6]наш, Павлоцкий – вы его видели, но он мужик со странностями, поэтому редко на глаза попадается. Знаете, как говорят: застава без начхима, как деревня без дурака… В общем, эти двое – про них точно знаю, но, думаю, еще найдутся.

– Да-а, – протянула я недоверчиво, – весело у вас тут!

– А то! Это только с виду скучно – лес, собаки, солдаты, а на самом деле – тайны мадридского двора!

Что тайны, так это правда, едва не вырвалось у меня. Похоже, настало время поговорить с Олей по душам, ведь она, в конце концов, первая начала.

– Скажи-ка мне, Оль, – начала я, – ты вот все про всех знаешь, да?

– Считаете, я сую нос не в свое дело? – собралась было обидеться медсестра, но я поспешила ее разуверить.

– Да нет, что ты! Просто здесь, похоже, полно проблем, но местное население как-то не слишком охотно общается на эту тему. Понимаешь, я краем уха слышала, как Изю… Руденчик болтал с Губановым о какой-то московской проверке.

– А, ну да, знаю, – серьезно закивала Оля. – Это из-за того случая с самострелом.

– С каким еще самострелом? – сделала я большие глаза.

Оля вдруг замялась, словно поняв, что сболтнула лишнее.

– Понимаете, Агния Кирилловна, – проговорила она неуверенно, – я не знаю, можно ли об этом… Во всяком случае, командование любые слухи пресекает, словно ничего и не случилось!

– Да что случилось-то?

– Два паренька у нас с месяц назад погибли, вот что! И еще один сбежал – думают, ушел за кордон.

– Да ты что?!

– Чтоб мне провалиться! На самом деле они все трое дернули, сразу после отбоя, но их заметил кто-то из контрактников. У парней были с собой автоматы, и начальство, естественно, испугалось, как бы они чего не натворили.

– Их искали?

– Естественно, искали: две поисковые бригады кинули – Руденчика с его «собачниками» и Крыласова с контрактниками. Бегали они по лесу, нашли пацанов, но вот что потом произошло, народ предпочитает помалкивать. Только третьего так и не нашли, а тех двоих притащили мертвеньких.

– Они что, застрелили солдат?

– Слышала, что они сами – по неосторожности, но… Агния Кирилловна, я, конечно, не солдат, однако не могу себе представить, как это можно случайно двоих! У Акиньшина, скорее всего, как раз из-за этого и неприятности. Поначалу надеялись все замять – мало ли, чего не случается в армии. Но потом кто-то «на воле» копать начал – то ли Комитет солдатских матерей, то ли еще кто. Короче, кого-то не устраивают вялые объяснения Акиньшина насчет несчастного случая. Так что, помяните мое слово, нам еще всем крови попортят – вам просто повезло, что вас здесь не было в то время!

Работы в медсанчасти в тот день оказалось немного, поэтому после обеда я отпросилась у Губанова навестить бабу Маню.

– Не стоит их слишком баловать, Агния Кирилловна, – сухо попенял мне майор. – По-хорошему, наша медсанчасть не обязана обслуживать местное население – мы не участковые врачи, а военные, и у нас своих дел по горло! Одно дело – первую помощь оказать, и совсем другое – брать под крыло все местное население.

Тем не менее отпустить он меня отпустил. На выходе я едва не столкнулась нос к носу с Руденчиком.

– А, хорошо, что вас встретил, – сказал он, не здороваясь и загородив проход. – Я вижу, вы куда-то собрались, доктор?

– Да, навестить бабу Ма…

– Я вот принес кое-что для нее, – перебил мужчина – видимо, это была его обычная привычка, приобретенная в армии: что, собственно, может сказать солдат командиру, кроме краткой формулировки: «Есть, товарищ капитан»?!

Теперь я заметила, что он действительно держит что-то в руке. В ответ на мой недоуменный взгляд капитан пояснил:

– Бобровый жир – хорошо для суставов. Вы же врач, значит, должны знать.

Его последняя реплика прозвучала как обвинение, и я уже напряглась, чтобы высказать грубияну все, что думаю о нем, но Руденчик быстро всучил мне банку и, резко развернувшись, вышел. Я не знала, злиться мне или принять все, как есть: в конце концов, мне с капитаном детей не крестить! Я уеду отсюда через пару недель, а он останется со своей собакой и ненавидящим его Крыласовым. Подумав о подполковнике, я не смогла сдержать улыбки: интересно, задница все так же беспокоит его, как и раненое самолюбие?