Свинья совсем не боялась людей и наставленных на нее палок и рогаток. Она на лету чуть не затоптала сенешаля, сбила с ног горничную, что несла сухую после стирки одежду. Стеганые одеяла, белоснежные простыни, битая посуда теперь валялась вперемешку с объедками и несли на себе отпечатки свиных копыт.

Остановить животное удалось лишь Олаву. Причем с такой принужденной легкостью совсем не свойственной подобным верзилам. Походя, он схватил свинью за шею и швырнул в открытое окно. Животное с воплем ударилось о соседнюю стену и замертво скатилось на землю, оставив на месте удара кровавый след. У слуг, ставших свидетелями ужасной сцены, пропал дар речи. Олав даже глазом не моргнул.

— Скотина была безумна, — хмуро заявил он и прошел мимо. Это были первые слова, которые услышала челядь от телохранителя своего хозяина.

Дарок, как всегда, винил во всем Драгонешти и был крайне зол. А вот Брэшена и Эмму, наоборот, очень развеселила случившая история. Эти двое, глядя на беспорядок в доме лишь обменивались едкими фразачками. А увидев, в каком состоянии находится галстук Кларка, так вообще устроили мужчине перекрёстный огонь из холодных колкостей. Уставший от глумливых замечаний членов клана по поводу его шейного платка, Дарок позвал к себе Лавоя.

— Ты видел сегодня Бима? — рявкнул он, когда пожилой камердинер пришел на зов хозяина. Глаза эрла горели недобрым огнем.

Лавой странно посмотрел на господина и почесал затылок. Единственный Бим в поместье, которого он знал, был один из сторожевых псов хозяина. Но собаками в поместье занимался не он, а псарь, потому Лавой очень удивился вопросу эрла.

— Видел, кажется, — невнятно ответил старик.

Дарок протянул руки к шейному платку и со злобой сорвал его.

— Передай ему от меня огро-о-о-мную благодарность, — рыкнул он и ударил кулаком по столу.

Следившие за ним Эмма и Брэшен еле сдержали улыбки. И только Олав по-прежнему выглядел хмурым.

— Хорошо, господин, — кивнул растерянный камердинер и удалился.

Он не привык обсуждать хозяйские приказы. К тому же со вчерашнего дня эрл вел себя довольно странно. Он выговаривал всем в поместье, начиная со своей невестки и заканчивая мальчишкой-посыльным, что он о них думает. Правдиво конечно, но как-то некорректно. Обычно господин был более деликатен.

Выйдя из столовой, Лавой прямиком отправился на псарню. Сегодня Бим, заслуживший особую приязнь хозяина, получил помимо обычной вечерней похлебки добрый кусок корейки.

Считалось, что ведьмы не имеют права посещать молельную Орпы. Едва ведьма переступит порог святилища Матери Прародительницы, как ее замертво пронзит молния. Сигрит была очень набожна, но даже она не рисковала заходить в молельную. Но не из-за страха быть поверженной карой Орпы, а из-за людского мнения. Пусть в городе и ценили ее и дочь за труды, но не всякий житель Маам Кросса, а уж тем более жрец, потерпел бы, чтобы порог святого места переступала нечестивая душа.

Шанталь не относила себя к таковым. Ее первое появление в молельной случилось, когда девочке было двенадцать лет. Вот только не благочестие заставило ее поддаться этому искушению, а вызов, который она бросала двуличию жителей города. Если ее мать безропотно терпела косые взгляды в спину тех, кто постоянно просили ее о помощи, то молодая дерзкая дочь не собиралась этого выносить. Она хотела доказать всему городу, что она такой же его житель, что и остальные.

В один день, ничего не сообщив об этом матери, облачившись в свои лучшие праздничные одежды, заплетя волосы в косы и украсив их лентами, Шанталь явилась в молельную и встала на паперти. Скрестив руки на груди и гордо вздернув подбородок, девочка с дерзким видом стала глядеть на подходивших к дому Орпы других прихожан. Она видела, как округлялись глаза горожан, когда они видели ведьму, явившуюся в святую обитель. Во взглядах вспыхивал гнев, а рты кривились от негодования. Но такова была сила святого места, что именно там люди изо всех сил старались выглядеть очень набожными и благочестивыми, а значит, осуждать никого не могли.

К тому же, когда в толпе появился жрец Пантон, держа перед собой собрание законов Орпы, и, с добродушием кивнув девочке, вошел в святую обитель, остальные жители тут же решили сменить гнев на милость и расплылись перед юной прихожанкой в приветливых улыбках.

Лицемеры, лицемеры, лицемеры, крутилось у Шанталь на языке. Сегодня же, выйдя из молельной, эти люди тут же побегут пьянствовать в таверны, сквернословить про соседей, драться, воровать, враждовать и убивать. А сейчас они, все такие религиозные, с фальшивой учтивостью изображают из себя добродетельных граждан, решивших принять в свой стан бедняжку ведьму.

Шанталь не убила молния, когда она вошла в дом Орпы. Она выдержала всю службу, смиренно встав у самого входа, укрывшись от любопытных взглядов за одной из колонн. И даже с застывшей улыбкой выслушала вежливые, ничего не значащие фразы, которыми проводили ее домой некоторые знакомые. Но вернувшись в хижину, упала на кровать, усталая и измученная, с желанием никогда не появляться в городе и помогать этим фальшиво-высоконравственным личностям.

Вскоре все забылось: и лицемерие горожан, и ее желание бросить вызов всему миру. Изгои мать с дочерью опять понадобились людям, и те не отказывали никому. А Шанталь стала с завидной регулярностью посещать молельную, но потому, что действительно поверила в силу Матери Прародительницы.

Склонившись сейчас перед алтарем, девушка молилась за упокой души Сигрит и чтобы наконец история с ее кланом изменилась в лучшую сторону. Она знала, что остальные Драгонешти не жалуют Орпу. Сгаташ и другие члены рода не раз в своих речах приносили благодарность черному демону Деволу.

Ходили легенды, что родоначальник клана, дабы получить магическую силу, присягнул на верность могущественному демону, став его земным слугой-бесом. Шанталь не верила в эти сказки, но и просить не поминать при ней в речах Девола своих родственников заставить не могла. Это выбор каждого, кому поклоняться: свету или тьме. И все же сама она старалась чтить законы Орпы.

Сердце ее разрывалось на две половины, одна из которых принадлежала Драгонешти. Она желала им счастья, сочувствовала, но не могла принять тех способов, какими они отстаивали Маам Кросс. Почему-то девушка сомневалась, что под руководством Сгаташ местные жители будут жить лучше, чем с Союзом. Потому-то Шанталь так и не решилась сообщить главной ведьме об амулете Кларка. Пусть пока та будет в неведении, думая, что главу клана и весь Маам Кросс защищает полоумный Мерлин.

Вчера она видела Дарока в городе. Как раз в тот момент, когда посещала Карла в трактире «У козла». Это стало странным ощущением. У нее всегда чесался затылок. Стоило Дароку быть где-то поблизости и тайком наблюдать за ней, как Шанталь неминуемо чувствовала его. Он все время приводил девушку в замешательство. С одной стороны, она боялась его. Дарок Кларк был опасен и ей и всему роду. Но с другой — ее неимоверно тянуло к этому мужчине, словно мотылька на пламя, крылья которого будут безвозвратно и болезненно обожжены. Как бы сурово она ни подавляла свои чувства, они, казалось, просачивались, как алмазная пыль, окружая ее сверкающим ореолом. Женское волнение, от которого было тепло в груди и холодно в животе, смешивалось с первобытным страхом, едва их взгляды встречались, и Шанталь стремилась скрыться подальше. Вчера ей удалось это сделать, но она не знала, удастся ли ей убежать и завтра.