И прошествовали мимо Тревора Уильямса, бывшего охотника, который сидел перед огромной горой животных, убитых им в свое время: сотни оленей, тридцать два черных медведя, три медвежонка, без счета енотов, рысей, норок, бурундуков, диких индеек, сурков и пум; десятки мышей и крыс, огромный клубок змей, сотни коров и телят, один пони (ушибленный экипажем), около двадцати тысяч насекомых, каждое из которых нужно было недолго удерживать с любовным вниманием на период от нескольких часов до нескольких месяцев, в зависимости от качества любовного внимания, которое он мог уделить, и состояния страха, в котором пребывало животное в момент ухода в мир иной. После такого удерживания (то есть, если производное времени и любовного внимания оказывалось достаточным), конкретное существо надувалось, а потом скакало, или улетало, или уносилось, уменьшая гору мистера Уильяма на единицу.

Это гора была совершенно экстраординарна, по высоте достигала шпиля часовни.

Он был выдающимся охотником, и ему еще предстоят долгие годы тяжелой работы.

Он окликнул нас (его руки были заняты теленком), попросил составить ему компанию, сказал, что ему нравится его труд, только ему одиноко и не разрешается даже встать и побродить вокруг.

Я объяснил ему, что у нас важные дела и мы не должны задерживаться.

Мистер Уильямс (хороший человек, никогда не грустит, всегда веселый после его обращения в доброту) подтвердил, что понимает, помахав одним копытом теленка.

Вскоре мы подошли к массивному хворь-дому Колье из итальянского мрамора, в окружении трех концентрических розовых садов, по обеим сторонам дома стояли изысканные фонтаны (сейчас — зимой — не работающие).

Когда у человека четыре дома и пятнадцать садовников на полной ставке, доводящих до совершенства семь твоих садов и восемь искуственных ручьев, он просто вынужден проводить много времени, носясь между домами и от сада к саду, а потому, вероятно, ничуть не удивительно, если как-то днем этот человек, спеша на кухню проверить, как у кухарки обстоят дела с обедом для совета директоров его любимой благотворительной богадельни, вдруг почувствует необходимость немного передохнуть, быстро опустится на одно колено, потом на второе, потом упадет вперед лицом, а потом, будучи не в силах подняться, переместится сюда для более продолжительного отдыха, но тут же обнаружит, что отдых тут вовсе никакой, поскольку, пока ты делаешь вид, что отдыхаешь, тебя постоянно гложут мысли о твоих экипажах, садах, мебели, домах и так далее, что (как ты надеешься) терпеливо ожидает твоего возвращения, не попав (Господь не допустит) в руки кого-нибудь (бесшабашного, беззаботного, не заслуживающего) Другого.

Мистер Колье (рубашка, измазанная глиной на груди после падения, нос сплюснут, почти не выделяется на лице) был вынужден постоянно парить горизонтально, как иголка компаса в человеческом обличье, макушка его головы смотрит в направлении той его собственности, о которой он в данный момент печется более всего.

Его макушка теперь смотрела на запад. С нашим прибытием его беспокойство уменьшилось, он невольно с удовлетворением выдохнул, принял вертикальное положение и повернулся к нам лицом.

Мистер Колье, сказал мистер Воллман.

Мистер Воллман, сказал мистер Колье.

Потом новые беспокойные мысли о принадлежащей ему собственности посетили его, его бешено бросило вперед животом вниз, и он, испуганно крякнув, повернулся в сторону севера.

Теперь мы должны пройти напрямик через эту заболоченную маленькую часть, населенную теми, кто находится на самом дне общества.

Они искали здесь ощущения сырости и одиночества.

Здесь стояли мистер Рэндалл и мистер Твуд, занятые нескончаемым разговором.

Нам не известно, каким несчастьем оба обязаны тому, что теперь обречены на нечленораздельную речь.

Лица стали похожи на прозрачные кляксы неопределенной формы.

Торсы серые и бесформенные, если не считать крохотных, напоминающие морские мины зачатки рук и ног.

Неотличимые один от другого, разве что движения мистера Твуда казались не совсем утратившими жизненную силу. Время от времени, словно предпринимая попытку убедить собеседника, он вздымает вверх один из своих рукоподобных отростков, как бы указывая на некую полку, нечто, к чему он хочет привлечь внимание мистера Рэндалла.

Мы считали, что мистер Твуд работал в розничной торговле.

Вытащите большую вывеску Тут же уберите ее назад Вытащите снова Не выроните из рук Значительно уменьшенный женский

В ответ серый безликий клин, который прежде был мистером Рэндаллом, иногда изображал короткий танец.

Уступите место Вот человек который действительно может Засветите свечи А исполнитель за роялем предложит вам свой Это был я.

Иногда ближе к восходу солнца, когда все другие обитатели болота уставали, ощущали опустошенность, погружались в себя и немели близ черного дуба, расщепленного молнией, мистер Рэндалл случалось снова и снова отвешивал поклоны, словно перед воображаемой публикой.

Наводил нас на мысль, что он был в некотором роде актером.

Спасибо спасибо спасибо!