— Что ж, если вам угодно в это верить, — спокойно произнес клиент, — почему бы не предупредить полицию?

— Такой поступок против моих правил, мистер Скейс. По роду своей профессии я редко общаюсь с этой братией, хотя кое-кто мечтал бы со мной потолковать. Мы с вами долго и, смею надеяться, плодотворно сотрудничали. Вы аккуратно и своевременно платили за информацию. Как вы ею воспользуетесь, уже не мое дело. Для меня главное — не пропустить самолет через три дня.

— Ошибаетесь, — невозмутимо промолвил Норман. — Я должен лишь передать письмо. Жена очень хотела сказать ей, что мы все простили. Нельзя продолжать ненавидеть целых десять лет.

— Да уж. Вы читали Томаса Манна, мистер Скейс? Хороший писатель. «Во имя человечности, во имя любви не давайте смерти управлять своими мыслями». Может, и не дословно вспомнил, но вы понимаете, о чем речь. С вас пятьдесят фунтов.

— Простите, у меня только сорок. Раньше вы не брали больше тридцати.

— Это наша последняя встреча, и, согласитесь, сведения того стоят. Ладно, пусть будет сорок. Обойдемся без квитанций, да?

Норман отдал восемь пятифунтовых банкнот. Убирая их в бумажник, Илай Уоткин хмыкнул:

— Действительно, зачем нам лишняя бумажная возня. Теперь можно добавить вашу папку к прочему хламу. В этом вот мешке — обрывки чужих секретов и горя. Помогите, пожалуйста. Обложка жесткая, а у меня руки ослабли.

Скейс разорвал каждую бумажку в мелкие клочья, сбросил в протянутый мешок, наполненный останками малого частного бизнеса, и на прощание потряс детективу руку. Ладонь была сухая, очень холодная, однако рукопожатие получилось уверенным и сильным. При желании эти цепкие пальцы вполне могли бы управиться с любой жесткой обложкой. Во взгляде сыщика, сидящего за письменным столом, читалась не то насмешка, не то снисходительная жалость, зато последние слова прозвучали довольно бодро.

— Не споткнитесь там о мусорные ведра, мистер Скейс. А то неудобно выйдет: в такой волнующий период — и стать инвалидом…

Тем же вечером Норман связался с лучшими местными комиссионерами по недвижимости и велел выставлять свой дом на продажу. На следующее утро в десять часов от фирмы прибыл мистер Уэтли. Плутоватый, нездоровый на вид молодой человек (вопреки ожиданиям ему оказалось лет двадцать, не больше) разоделся с отчаянной респектабельностью, видимо, чтобы внушить мысль о честности и надежности своего начальства. Раздутые плечи дешевого синего костюма свободно болтались, как если бы тот был куплен на вырост. Едва успев зайти и осиять клиента уверенной, жизнерадостной улыбкой, Уэтли принялся шарить по сторонам острым, оценивающим взглядом, тут же достал широкий блокнот для записей и устремился проворно измерять помещения рулеткой. Шагая за шустрым агентом из комнаты в комнату, мистер Скейс обратил внимание на прыщик на его шее. Тот недавно лопнул, забрызгав белый воротничок гноем и кровью. Норман чувствовал, что не в силах оторвать взгляд от неприятного зрелища.

— Ну что же, сэр, у вас очень миленькая недвижимость. И в хорошем состоянии. Думаю, по вашему желанию мы легко ее сплавим. Только имейте в виду: рынок уже не тот, что был полгода назад. На какую цену вы рассчитывали?

— А какую вы можете предложить?

Разумеется, он ее не завысит. Хотя комиссионные растут вместе со стоимостью дома, в этом деле главное — быстрота сделки и минимум хлопот. И нечего с важностью выпячивать губы, изображая напряженную работу мысли. В фирме точно знают, на сколько потянет полдома в приличной ухоженной пятистенке на Альмароуд.

Молодой человек медленно прошелся от прихожей до гостиной, потом до кухни и наконец изрек:

— Девятнадцать с половиной, если повезет. Сад немного запущен, и гаражей в таких домах не бывает. Это существенно снизит цену. В наши дни гараж подавай всем и каждому. Предлагаю начать с двух десятков и быть готовыми поторговаться.

— Деньги нужны мне срочно. Называйте сразу девятнадцать с половиной.

— Как вам угодно, сэр. Теперь насчет будущих покупателей. Когда вы сможете показать им дом? Как насчет сегодняшнего вечера?

— Меня здесь не будет. Оставлю вам запасные ключи, проводите осмотры сами. Я не хочу ни с кем встречаться.

— Это немного затруднит дело, сэр. Видите ли, возможно, нам придется пускать сюда не одну, а несколько семей… Что, если нам договориться на ранние вечерние часы? Всего пару недель…

«Вот и отрабатывайте свои комиссионные», — подумал Скейс. А вслух произнес:

— Повторяю, мне не нужны никакие встречи. Давайте им ключи под расписку, только пусть запирают за собой. Воровать здесь все равно нечего.

— Предлагаю поступить иначе, сэр. Скажем, если запросить восемнадцать — восемнадцать с половиной тысяч, наши покупатели не станут тянуть с покупкой.

— Хорошо, пусть будет восемнадцать с половиной.

— Я знаю одну молодую пару, которых заинтересует подобное предложение. У них двое детишек, а тут и до школы рукой подать. Посмотрим, смогу ли я уговорить их на этот вечер.

— Надеюсь, им не понадобится закладная? Это займет время, а мне срочно нужны деньги.

— Не думаю, что здесь возникнут сложности, сэр. Сделка пройдет как по маслу; главное, чтобы дом понравился клиентам.

Смерив последним пренебрежительным взглядом тесную и неудобную гостиную, агент прибавил:

— Кто бы ни взял его, наверняка первым делом снесет эту среднюю стену и сделает одну большую комнату. Расширит пространство, так сказать. Да и кухню не мешает обновить.

Скейса это ничуть не трогало — лишь бы скорее набить кошелек. Без денег его затее грозил полный крах. Они с женой давно решили: продажа дома станет первым и необходимым шагом — казалось, Мэвис даже не задумывалась о следующих. На данный момент Норман и сам не ломал над этим голову. С другой стороны, мысль о том, чтобы покинуть надежный пригородный уют и устремиться в неведомый, устрашающий мир, наполняла его волнением и опасениями. Насколько легче было бы сохранить за собой путь к отступлению, привычное убежище на случай непредвиденных трудностей. Следуя за мистером Уэтли, глядя, как серебристая лента рулетки торопливыми скачками измеряет скудное пространство комнат, хозяин вдруг вообразил свой дом логовом скрытного ползучего хищника, где и бурые стены пропитаны запахом зверя. В кухне на линолеуме темнели длинные царапины — уж не от когтей ли? А в тени обеденного стола скрывались обглоданные кости с клочьями шкур.

Ищущих меблированную двухкомнатную квартиру в центре Лондона за разумную цену всегда хватало, но у Филиппы были неоспоримые преимущества: внешность, возраст, голос и особенно цвет кожи (хотя умудренные жизнью клерки не высказали бы последнего соображения вслух) — все работало ей во благо. По крайней мере в дюжине агентств, едва окинув посетительницу оценивающим взглядом, секретари и прочие служащие с ходу брали почтительный тон. К тому же их подкупали короткий срок аренды и нежелание девушки делить квартиру — а лучше сказать, плату — с другими семьями. Завершающие слова: «Это лишь для нас двоих, просто мы с матерью хотим пожить месяца три в Лондоне, после чего я отправлюсь в Кембридж, а она — за границу», произнесенные уверенным, отлично поставленным голосом, окончательно добивали своей надежностью и ответственностью. Любая фирма с охотой предоставила бы жилье подобному клиенту. Вот только меблированные квартиры в центре, да еще на короткое время, непомерно подскочили в цене за счет иностранных туристов. Робкое предложение в сорок — пятьдесят фунтов за неделю служащие встречали недоверчивыми улыбками, потом решительно мотали головами, бормотали о новых ограничениях ренты и, совершенно потеряв интерес, даже не обещали перезвонить по оставленному номеру. Порой девушка невольно ощущала себя последней обманщицей: будто нельзя войти в контору с видом процветающей богачки, а потом признаться в скудости кошелька.