ненависти; но знаем то, что он защищал честь и достоинство империи, сам будучи варваром, против другого, более ужасного варвара. С одной стороны, он твердо держал знамя цивилизации в борьбе с Аттилой, с другой — не стеснялся приглашать тех же гуннов против личных своих врагов.

Он получил военное воспитание и образование в гуннском стане, на берегах Тиссы. Сперва он неограниченно господствовал в Западной империи. Он вооружил слабого Гонория против его честолюбивой сестры Плацидии, вдовы вестготского короля и против ее детей: Валентиниана и дочери Гонории. Он выгнал их из государства, так что они искали убежища при византийском дворе.

Феодосий II (408–450) и Пульхерия на Востоке. Там с 408 г. императором был Феодосий II, сын Аркадия, — орудие духовенства, евнухов, придворных и женщин. Это не помешало тому, что в царствование Феодосия II были сведены в кодекс памятники римского законодательства (Codex Theodosianus), благодаря труду комиссии из восьми юристов. При Византийском дворе умели согласовать благочестие с тонким образованием и пышностью. Впрочем, молодым императором руководила его талантливая сестра Пульхерия, обладавшая хорошими качествами своего деда Феодосия. Она не хотела выходить замуж, посвятив себя делам церкви и государства. Она явилась ревностной поборницей государственных интересов, но еще более заботилась о церквах и духовенстве. Получив титул Августы, она стала фактически императрицей. Сам Феодосий II жил во дворце, читал, молился, упражнялся в каллиграфии, переписывая молитвы, иногда охотился и всегда подписывал просмотренные сестрой повеления и распоряжения. Он женился по выбору Пульхерии, на неофитке Евдокии, дочери языческого философа, которая после стихами Гомера слагала по Евангелию рассказы о жизни Спасителя и изображала в стихах ветхозаветные повествования. Евдокия впоследствии задумала приобрести политическое влияние. Тогда Пульхерия приревновала свою питомицу к власти и своевременно приняла решительные меры. Императрице было указано жить в одном из иерусалимских монастырей; ее приверженцы были устранены отдел, а некоторые казнены. Пульхерия еще более забрала в руки слабого, ленивого и податливого брата. От его имени она счастливо воевала с персидским шахом Бахрамом. Последствием этой войны было разделение Армении между Персией и Византией.

Валентиниан III (425–455) и Плацидия на Западе. Аналогичное явление совершается на Западе. Так, вместо императора Валентиниана III правит его мать, Плацидия, которая после смерти Гонория, в 423 г., успела отвоевать себе власть над западным престолом. Тот же Аэций, который боролся прежде против нее, становится теперь первым государственным чиновником и самым близким лицом. Это показывает азиатскую изворотливость и хитрость Аэция. Что он был замечательно ловок — это несомненно, но несомненно также и то, что он был человек незаменимый. Со времени вступления на престол Валентиниана III не проходило года, чтобы Аэций не отличился каким-нибудь полезным и славным предприятием. Аэций счастливо воевал с бургундами, алеманнами, франками, два раза отражал вестготов и так расположил к себе гуннов, что они долго не трогали Западной империи и ограничивались набегами на византийские пределы.

Обыкновенно Аэция обвиняют за его интриги с Бонифацием, который, будучи наместником Африки, дошел до того, что пригласил вандалов для защиты от притеснений со стороны императора. Действительно, Аэций не любил Бонинфация и, может быть, сам склонил его к измене, чтобы после погубить его и затем предать страну вандалам, которые, по словам Августина, епископа Иппонского, произвели в ней страшные опустошения.

Известно, что вандалы, будучи арианами, свирепо мучили население. Они нарочно распространили заразу, обкладывая стены городов трупами, которые под действием африканского солнца быстро разлагались. Такой способ войны вандалы применяли с тою целью, чтобы скорее покорять города, которых штурмом они взять не могли. Те же вандалы первое время во всей Африканской провинции оставили только три церкви; они губили виноградники, фруктовые деревья, разорив страну до того, что в некоторых городах не осталось не только ни одного дома, но и ни одного человека. Только после, когда вандалы осели и свыклись с побежденными, страна оправилась от страшного потрясения.

Какое печальное положение государственных и общественных дел было в то время в Западной империи, видно из того, что тот же Бонифаций, который лишил империю такой прекрасной провинции, как Африка, был приглашен Плацидией в соправители. Аэций справедливо возмутился; призвав гуннов против Бонифация, тот вступил с ним в борьбу, но был побежден и умер от раны. Аэций в сущности является мятежником. Но виной этому — сама Плацидия. Она передает начальство над войсками некоему Себастьяну, который приглашает к себе готов. Аэций одерживает верх, и та же Плацидия вверяет ему, своему вчерашнему врагу, начальство над войском и верховную власть, не скрывая все-таки намерений от него избавиться. Извинительно, что Аэций при этих обстоятельствах должен был поддерживать связи с гуннами, которые сверх того были опасны для слабой империи.

После этого понятен беспрестанный переход греков и римлян в гуннский лагерь. Положение было поистине ужасным; исчезло понятие о чести. Честность была чем-то ненормальным. Чиновники фиска стали сатрапами и вампирами страны.

В описании Приска, секретаря посольства к Аттиле, встречается факт, который показывает, с какой легкостью римляне и греки превращались в варваров. Приск встречает при дворе Аттилы одного скифа, хорошо одетого, постриженного в кружок, по скифскому образцу, и хорошо говорившего по-гречески. Приск спросил его, из какой он страны. Тот отвечал, что он был мирным греком, попал в плен к гуннам и, будучи рабом, дрался с римлянами и, после того как приобрел достаточное количество добычи, принес ее своему господину, от которого, в силу скифских законов, получил свободу. После этого он стал гунном, женился на женщине варварского племени и прижил с ней детей. Он предпочитал свое настоящее житье прежнему, потому что пленники живут в гуннском лагере спокойно и беззаботно. Каждый пользуется тем, что у него есть. Пленный грек затем, подобно нашему Котошихину, описал состояние византийского государства в далеко не привлекательных чертах. Он указывал на непосильное взимание налогов, притеснения несправедливого и бесконечно долгого суда, наглое взяточничество и, при множестве законов, полное беззаконие. Все это делает жизнь в Византии невыносимой. Конечно, секретарю византийского посольства было неприятно выслушивать эту горькую истину. Он стал защищать свое государство. Он говорил, что римские законы хороши, что им подчиняются даже сами императоры, тогда как у варваров господствует произвол и нет гарантии свободы и безопасности. Под конец грек расчувствовался. Со слезами на глазах он сказал: «Законы римлян хороши, их государственный порядок также хорошо устроен, но дурные начальники колеблют и разрушают его».

Такое государство, расшатанное в своих политических и общественных основах, могло влачить остатки своего жалкого существования только в соглашении с варварами, постоянно его одолевавшими. Некоторыми сторонами варварский мир привлекал к себе. Там перед деспотизмом одного