Он пристально посмотрел на меня, и я поняла, что в его мозгу сейчас прокручивается эпизод месячной давности в Дальнегорске.

«Ну что, может быть, ты все-таки узнал меня? Любитель свежей капустки…» — злорадно подумала я, готовясь к неизбежному брутальному столкновению с арбитром.

— Да ты не бойся так, не расстраивайся, — спокойно сказала я. — Все нормально. Заявление в милицию об изнасиловании на тебя писать никто не собирается. Просто вот здесь, — я задрала мини-юбку и показала ему диктофон, — все записано. Все твои сегодняшние признания. Тебе, конечно, это неприятно слышать — я понимаю… Но что делать — за все надо платить.

Лицо арбитра побагровело от гнева. Он хотел было выкрикнуть что-то, но потом, скосив взгляд на диктофон, передумал. Брови его сошлись воедино, и арбитр стал олицетворять собой напряженную задумчивость.

— Так что ты попал, — продолжила я. — Думал попасть в одно место, а попал совсем в другое.

Карнаухов покраснел еще больше. Оснований возражать у него не было никаких.

— Только без глупостей, зайка, ладно? — улыбнулась я. — А то ведь я и ногой дать могу, причем больно. Лучше тебе заболеть понарошку, денька на четыре. Каким-нибудь ОРЗ, к примеру… Чтобы не ехать на матч в Тарасов. А то там, говорят, очень неблагоприятный климат.

Карнаухов по-прежнему сидел в напряженной позе и молчал. Казалось, он превратился в фигуру безмолвия. И лишь взгляд, брошенный украдкой в сторону «дипломата», лежавшего на кровати, выдал в нем живого человека.

Я отреагировала на его взгляд быстро:

— Ты деньги уже получил?

Судья поднял на меня глаза, в которых смешались одновременно чувства ненависти и усталости.

— Да…

— В таком случае придется вернуть их прежнему владельцу, — безжалостно резюмировала я. — Телефон главного тренера «Локомотива» знаешь?

— Нет, — ответил окончательно упавшим голосом Карнаухов.

— Значит, сейчас выясним.

Я набрала номер справочной службы и получила достаточно быстрый ответ. И в то время, когда я потянулась за лежащими на столе ручкой и листком бумаги, чтобы записать номер, Карнаухов совершил акцию отчаяния.

Он внезапно стартовал со своего места и яростно толкнул ногой стул, на котором я сидела. Я тут же потеряла равновесие и повалилась на пол, сжимая в руке телефонную трубку. По моим ногам больно ударил аппарат, упавший со стола следом за этим.

— С-сука! — зашипел Карнаухов, наваливаясь на меня сверху, пытаясь одновременно просунуть руку под мини-юбку, где еще продолжал работать диктофон.

Я сопротивлялась как могла, однако Карнаухов оказался силен в классическом захвате, которому я, как ни странно, ничего не могла противопоставить. Ему удалось перевести меня в партер и сковать мои движения. Он сел на меня сверху и пытался полностью обездвижить мои руки. Наконец, отчаявшись это сделать, он подпрыгнул и с силой снова опустился на меня, пытаясь прижать к полу.

Удар вызвал почти что болевой шок. Мое лицо практически было расплющено об пол, и я с величайшим раздражением отметила, что нос начал кровоточить. Но самое печальное все-таки было то, что рука Карнаухова добралась-таки до нужного места и вытащила диктофон.

В моем настроении, еще несколько минут назад лучившемся бравадой победителя, произошла резкая смена. Я лежала в позе поверженного и кляла себя на чем свет стоит. И что стоило мне быть чуть осторожнее?

— Так, ну и что теперь вы скажете, милая леди? — издевательски, с придыханиями, зловеще просипел арбитр мне прямо в ухо. — У вас ведь только один экземпляр записи, не так ли?

Увы, Карнаухов был прав. Конечно, кассета, находившаяся в диктофоне, на тот момент была единственным подтверждением того, что судья Карнаухов нечист на руку и подкуплен перед решающим матчем чемпионата.

В голове же судьи, опьяненного легкой победой над женщиной, с дьявольской быстротой начали проноситься различного рода нехорошие мысли. Я это почувствовала по его дыханию. Действительно, а что, если сейчас и здесь, прямо на полу? Я буквально читала его мысли. Наверняка он подумал, что меня следует проучить, а в данном случае секс — самый лучший учитель.

Однако это желание судьи и погубило его. Он еще раз шмякнул меня об пол, после чего повернул на спину. Это была его роковая ошибка. Я собрала все свои силы, согнула ноги и обеими конечностями нанесла удар в лицо Карнаухова.

Он потерял равновесие и начал валиться на бок. Я тем временем поднялась на ноги, преодолевая боль, пронзившую мое тело от полученных ушибов. Увидев, что Карнаухов тоже собирается принять боевую стойку, я не стала искушать судьбу и угостила его еще одним ударом ноги, уже из арсенала карате, прямо в нос.

Когда Карнаухов окончательно был повержен, я осмотрела территорию. Сначала я обнаружила рядом с ним диктофон и аккуратно положила его на стол. Затем, потирая ушибленную во время борьбы с ним руку, подняла упавший во время нашей борьбы телефон и снова села на стул. Набрала номер, полученный в справочной, и спустя некоторое время услышала мелодичный женский голос:

— Футбольный клуб «Локомотив», здравствуйте!

— Добрый день, — с ехидной вежливостью ответила я. — Можно ли услышать Геннадия Васильевича Червенца?

— Вы не могли бы перезвонить минут через пятнадцать? Дело в том, что Геннадий Васильевич сейчас занят.

— Передайте, что дело весьма срочное. Звонят из гостиницы «Волна», вопрос касается предстоящего матча с «Авангардом».

— Хорошо, — ответили мне, и образовалась пауза.

Через полминуты в трубке раздался нечленораздельный свистяще-хриплый звук, который при определенном желании можно было идентифицировать как фразу: «Я вас слушаю».

— Господин Червенец, с вами говорят из номера арбитра Карнаухова, — отчеканила я. — Он немного приболел, но это не главное. Важно то, что он хочет вернуть вам по ошибке попавшие к нему ваши деньги.

На том конце трубки, видимо, были столь шокированы этим заявлением, что в течение нескольких секунд были слышны лишь нечленораздельные звуки.

Наконец Червенец заговорил:

— Кто говорит? Что за чепуха? Какие еще деньги? Кто забыл?

Создавалось впечатление, что человек прочно держит во рту нечто и не хочет это оттуда выпускать. Отчего слова, издаваемые им, хлюпают, как вода из садового шланга.

— Я вам русским языком повторяю, что Владимир Александрович хочет вернуть вам ваши деньги, — повторила я, делая особый акцент на словах «вам» и «ваши». — Сам же он подойти к телефону не может, поскольку внезапно почувствовал сильное недомогание.

— Да кто говорит, черт возьми?! — Червенец вышел из себя, но это не улучшило его дикцию.

Я сочла излишним отвечать на этот вопрос, поскольку убедилась в том, что смысл происшедшего дошел до главного тренера «Локомотива».