На лице Ксюши отразилось презрение.

— Это неплохие деньги вообще-то, — небрежно бросила я.

— Для кого как и смотря за что, — философски заметила Ксюша. — В общем, так, девочки-мальчики… Этого, — она скосилась на рисунок, — я не знаю. Но поскольку вы из Тарасова, у меня есть кое-что другое, что я вам могу сказать, только не за двести баксов, а, скажем, за четыреста.

— И что же это такое? — насторожилась я.

— Скажем, так, это касается того судьи, который будет судить матч между «Авангардом» и «Локомотивом» через несколько дней.

— Что? Что такое? Говори немедленно! — Я чуть было не вырвала водительское сиденье с корнем, настолько резко она подалась вперед.

— Э, четыреста баксов вперед, — погрозила пальцем Ксюша.

Я, изобразив на лице недовольство, полезла к себе в сумочку и отсчитала четыре зеленые купюры.

— Вот доллары, — я продемонстрировала деньги Ксюше. — Какая у тебя информация?

Ксюша стремительно вырвала доллары из моих рук и быстро произнесла:

— Судья сегодня приехал сюда и остановился в гостинице. В какой — не знаю. Но то, что приехал, — это точно. И девчонки пойдут к нему часов в восемь вечера.

— Зачем пойдут?

— Как зачем? — искренне удивилась Ксюша. — За этим самым… — она слегка поерзала на сиденье. — Впрочем, вам как шпионам лучше знать. Мы девушки простые, тонкостей всех не понимаем. В общем… — она вздохнула. — Информацию вы получили, я деньги — тоже, — она убрала доллары в сумочку, — а теперь выпускайте меня отсюда. Вы, сами того не зная, привезли меня к самому дому. И за это вам большое спасибо.

— Открой дверь, Никита, и выпусти девушку, — приказала я.

Тот беспрекословно повиновался. Ксюша, явно довольная собой и жизненными обстоятельствами этого дня, выпорхнула из «Мерседеса» и, обретя почву под ногами, бросила в открытую дверь салона:

— Только ничего у вас не получится. У нас мэр слишком крутой и на команду очень здорово поставил. Так просто ничего не бывает. Думайте сами, решайте сами… А с тобой я все-таки шампанского выпила бы…

Она показала Никите язык и захлопнула дверцу машины. Я посмотрела ей вслед. Ксюша бодрой походкой удалялась в сторону ближайшей девятиэтажки.

Я думала минут пять. Никита с Валей сидели тихо, стараясь мне не мешать. Наконец, щелкнув пальцами, я воскликнула:

— Поехали!

Никита тут же запустил двигатель, и «Мерседес» тронулся с места.

Он открыл мне дверь с недовольной миной на лице, всем своим видом показывающей, что его напрасно потревожили. Однако улыбка, которой я приветствовала, была, видимо, настолько мила, непосредственна и, как ему показалось, предназначалась именно ему, что он опешил.

Я была одета в вышитую блестками черную кофточку, такого же цвета мини-юбку и колготки. Весь этот роковой черный цвет оттенял ярко-красный пиджак.

В руках у меня была маленькая изящная сумочка.

Все это принадлежало Вале Караваевой. Сначала я хотела послать именно ее с ответственным поручением в номер гостиницы, но потом поменяла решение. Судья наверняка помнил ее по Дальнегорску. Меня, впрочем, тоже можно было узнать, но я надеялась на то, что тогда, в Дальнегорске, на меня он не особо обратил внимание, потому что я сидела в стороне от тех, кого ему на выбор предлагал Гараев.

И поэтому решила пойти на встречу с судьей сама, попросив у Вали ее сексапильные шмотки.

— Ну что, неужели так и будем стоять? — первой нарушила молчание я.

Судья Владимир Александрович Карнаухов — а именно так звали мужчину, стоявшего передо мной, — молча посторонился.

По первой реакции я с удовлетворением сделала вывод, что меня он не узнавал. По крайней мере, по его лицу я этого не прочитывала.

Зайдя в номер, смущенно отвела глаза от Карнаухова и попросила закрыть дверь.

— А то мало ли кто что может подумать, — снова стрельнула я в арбитра глазами.

— Кто что может подумать? — с улыбкой поинтересовался он.

— Тебя это интересует? — поиграла я пальчиком в воздухе, незаметно переходя на «ты».

— Вообще-то не очень, — признался Карнаухов.

— Честно говоря, меня тоже. Таня, — подала я ему свою руку.

— Володя, — ответил Карнаухов и покраснел.

Действительно, я годилась ему в дочери. Но представляться Владимиром Александровичем в данной ситуации для него было бы, видимо, еще глупее.

— Мне о вас, Володя, рассказывали много интересного. Можно я пройду?

— Конечно, конечно, — Карнаухов сделал суетливый жест рукой в сторону комнаты.

— А то так неудобно… разговаривать, — с очень выразительной паузой объяснила я.

Пройдя в комнату и сев на стул, я заложила ногу на ногу и продолжила:

— Говорили, что вы такой интересный человек, с интересной профессией…

— Ну… В общем… Это правда… — замялся Карнаухов.

Из моей груди вырвался томный вздох, свидетельствующий о том, что мне безумно приятно находиться в обществе такого собеседника.

— А кто вам рассказывал обо мне? — улыбнулся Карнаухов и, чтобы унять непонятно откуда взявшееся волнение, закурил.

— Можно сигаретку? — вместо ответа спросила я и, увидев перед собой предложенную арбитром пачку, кокетливым жестом взяла изнутри сигарету, словно невзначай нежно коснувшись при этом его жилистой, чуть красноватой руки.

Выпустив дым под потолок, я еще раз улыбнулась:

— Геннадий Васильевич сказал, что вы отдыхаете и ждете меня в восемь, но я решила ускорить нашу встречу. Дело в том, что у меня очень строгие родители и допоздна я задерживаться не могу.

Я упомянула имя главного тренера наших соперников Геннадия Васильевича Червенца для того, чтобы у Карнаухова не осталось никаких сомнений, ради чего я пришла к нему в номер.

Карнаухов все понял и поглядел на меня весьма плотоядно. «Прекрасно, события развиваются в нужном направлении», — подумала я про себя. Скорее всего бедную судейскую голову сейчас одолевали фантазии по поводу нашего предстоящего времяпрепровождения.

— Может быть, мы выпьем? — оборвала я его мысли.

— Может быть… — рассеянно согласился Карнаухов. — Только это…

— Бутылку шампанского сейчас принесут прямо сюда, — я мило улыбнулась и набрала номер внутреннего телефона.

Разумеется, предварительно я договорилась с барменом о том, что он принесет эту бутылку по первому моему зову. Шампанское, шоколад и бутерброды были доставлены в номер через минуту. Я поблагодарила бармена и снова закрыла дверь на ключ.

Карнаухов, улыбаясь и посматривая на мои ноги, принялся открывать бутылку. Я сложила руки на столе, оперлась на них лицом и стала пристально наблюдать за тем, как Карнаухов это делает. Чем немало его смутила — он как-то слишком долго с ней возился. Мне даже показалось, что у него задрожали руки.