Новогоднюю иллюминацию на Елисейских Полях стали налаживать еще в октябре. Это было очень странно, ярко светит солнце, донимает жара, а тут какие-то люди занимаются развеской новогодних лампочек на зеленых деревьях. Неужели они верят, что когда-нибудь в Париж вернется зима и каштаны на бульварах превратятся в елки?

Ведь и так круглый год в Париже есть своя вечнозеленая елка – Эйфелева башня, которая про вечерам то переливается огнями, как дискотечный шарик, то испускает световой луч, несомненно натолкнувший когда-то графа Толстого на идею книжки про гиперболоид инженера Гарина с его убийственной мачтой на таинственном острове.

В ноябре иллюминация расползлась с полей по городу, постепенно захватывая витрины главных магазинов.

Робко, понемногу, за стеклами витрин стали появляться елки и персонажи в красном кафтане и колпаке, напоминающие нашего Деда Мороза. Большой ошибкой будет назвать их Санта-Клаусами. Вас не поймут или не захотят понять. Точно так же, как в России внимательно следят за отличиями Деда Мороза от Санта-Клауса, здесь не смешивают англосакса с галлом и вместо оптимистичного «Jingle bells» поют, заливаясь слезами умиления, песню «Petit Papa Noël / Quand tu descendras du ciel / Avec des jouets par milliers / N’oublie pas mon petit soulier»[6]. Причем на мелодию, как сами признаются, вдохновленную «Тебе поем» Дмитрия Бортнянского. Прямое влияние Санкт-Петербурга и, между прочим, в итоге – самая популярная из когда-либо проданных на синглах французских песен.

Так вот – по городу Парижу растиражирован не Санта-Клаус, а Рère Noël, как бы это сказать по-русски, «рождественский папаша», ответственный за доставку подарков французским детям и взрослым. Письма ему посылают по почте – настоящей или электронной.

Бюро Рождественского папаши открывается ежегодно в первых числах ноября. В этом году конторе полвека, на письма здесь отвечают с 1962 года. Первый ответ написала Франсуаза Дольто (снова русский след – жена русского эмигранта, врача, основателя кинезитерапии Бориса Дольто). Но позвали ее сочинять письмо даже не потому, что она – знаменитый детский психоаналитик, автор книги «На стороне ребенка», а потому, что она была сестрой Жака Маретта, дипломата, разведчика, министра почты в правительстве президента Жоржа Помпиду.

Первое письмо замечательно, позднейшие гораздо хуже, может быть, потому, что сестры министров поглупели. Да и Рère Noël стал настоящим французским бюрократом и обзавелся штатом сотрудников. Как уверяют, одна из его секретарш даже читает и пишет на кириллице. То есть, кроме оленей, у него есть целый выводок секретарш, в том числе и русских красавиц. Впрочем, что удивляться. Уже то, что он père, а не grand-père, папа, а не дедушка, как мы в Москве привыкли, показывает его сравнительную молодость.

Это отлично знали, кстати, карикатуристы из журналов для взрослых, не раз изображавшие его в самых рискованных ситуациях. Он – мужчина в самом расцвете сил, а его санки рассчитаны на десять сил оленьих – с горящим в темноте носом десятого оленя Рудольфа не хуже красного «феррари».

Русские туристические агентства заманивают в Париж на Рождество: «тематические балы в старинных особняках, где ели упираются в многометровые потолки с хрустальными люстрами времен Людовиков, сумасшедшие праздники в жгучих кабаре, где блеск перьев, бриллиантов, улыбок и блесток сливается с грохотом канкана, нотами беспечного шансона, беспринципными танцами и брызгами шампанского». Перед этой рекламой мое воображение в бессилии отступает. Но я все же рискну предупредить любителей беспринципных танцев, которые как раз проще сплясать в Москве.

Рождество в Париже – это не дрызги шампанского, а пустые, как в августе, улицы. Горожане не уехали, но забаррикадировались (и не в жгучих кабаре, а в своих домах, куда вас не позовут), солнца не в пример меньше, не снег, но дождь, рестораны переполнены, а в магазинах все покупают ненужные подарки, чтобы передать их курьерской службе Рождественского папаши.

Подарки – такой дополнительный рождественский налог, который берут с населения, из последних сил испытывающего свою покупательную способность. Итоги сбора будут понятны позднее, потому что в первые недели после праздников люди опять потянутся в магазины. Не потому, что они догуливают Рождество. Они приносят подарок обратно – вместо того, чтобы передаривать по цепочке. Ведь во многих случаях его так и преподнесли – с кассовым чеком, чтобы можно было вернуть и взять деньгами.

В церквях обновляются вертепы с фигурками, изображающими поклонение волхвов. В прошлые годы самый большой вертеп устраивался на площади возле Ратуши, сейчас, возможно, без него обойдутся, потому что рождественская символика может больно задеть нежных представителей других религий. Франция изо всех сил пытается остаться светской страной – почти до смешного.

Впрочем, разлад в календарях легко сглаживается шампанским. Дрязги идеологий и конфессий для меня, как и для многих моих соотечественников, – прекрасная экуменическая возможность пить начиная от католического Рождества Христова в старом году до русского старого Нового года в новом.

Что же касается Рождественского папаши, я и сам немолод и хитер. Создается впечатление, что этот французский Санта-Клаус что-то хочет мне продать, а за это положит какую-то мелочь мне в носок. Особенно если я опять забуду носки у камина. Этому не бывать. У меня в квартире два камина, но они наглухо заделаны, так что он не ворвется.

#парижскиеадреса́

Когда лет двадцать назад я, подпрыгивая от счастья, писал свой первый путеводитель по Парижу, в нем набралось страниц пятьсот. А может, шестьсот – и это было всё про разные места в городе. Сплошь интересные места. Теперь, когда я пытаюсь кому-то про них рассказывать, я понимаю, что не все они для меня одинаково важны. О многих я уже и не помню. Зато в другие возвращаюсь то и дело – и совсем не потому, что они рядом.

Мне страшно везет в Париже – я все-таки не хожу на работу. Поэтому, когда я спускаюсь на улицу, мне не надо садиться в машину, бежать в метро или на автобус, у меня нет особой цели, можно идти куда глаза глядят. Но ведь глаза просто-таки разбегаются. Былинный вопрос – направо, налево или прямо – в Париже написан на каждом камне.

В долгих прогулках я обнаружил, что блуждания без цели обязательно куда-нибудь приводят. И чаще всего в одни и те же точки города. Я много раз пытался составить свой, но все же объективный список: двор Пале-Рояля, кафе Монпарнаса и его кладбище. Блошиные рынки. Игрушечные магазины. Пассажи. Начинал и бросал, потому что каждый раз сомневался, да и список снова стремился стать путеводителем. Пока наконец я не махнул рукой и не решил: есть такие места, куда ходить обязательно, да ты не ходишь, и такие, куда всегда зайдешь, хоть и не собирался. О них и сказку говорим.

#квадратмариньи #парижскиеместа́