– Я понимаю, почему официальная наука с недоверием относится к новым способам лечения. – Во время последнего нашего разговора Даниил горячился и размахивал руками. – Сам посуди: если бы лечение наложением рук или другим экстрасенсорным способом было эффективным, классическая медицина просто не смогла бы развиться. Если когда-то и жили люди, способные использовать экстрасенсорные методики исцеления, то это единичные случаи – мутации, не переданные по наследству. Но сейчас-то обстоятельства изменились! Тот неизвестный фактор, который воздействует на человеческий организм в окрестностях Гнезда и в нем самом, полностью меняет наши представления о возможном. Мы не знаем, что это, как действует, генетическая структура организма остается прежней, но ведь наши возможности налицо!

Впрочем, против фактов не попрешь, а в правительственных структурах, связанных с Вторжением, работали очень рациональные люди. Постепенно положение менялось – со многих разработок исчезал гриф «секретно». Мы редко смотрели телевизор, времени было жаль, однако в крутившихся новостях часто мелькали кадры из Исследовательского отдела, несколько раз попадали на Коробка. Пивовареня сейчас лечили именно в отделе Даниила, не обращая внимания на протесты «классических» врачей. Не знаю, насколько это правильно.

– Аскет, мне после разговора с умниками пришла в голову интересная мысль. – Палач помахал в воздухе кучей амуниции. – Как насчет попробовать усилить свои таланты в предвидении?

– Разве не этим мы занимались на тренировках? – Все упражнения Палача были очень болезненны, кличку ему дали подходящую.

– Медитация – фигня. Нет стимула для роста. Пошли, поможешь.

Мы прошли в тренировочный зал, пустой в этот час. Наша группа официально считалась на отдыхе, остальные занимались в других местах. Палач натянул толстую маску, прикрывающую голову и горло, застегнул раковину вокруг бедер. После этого он протянул мне револьвер и упаковку патронов.

– Держи. Это резиновые пули. Будешь стрелять по мне одиночными, расстояние – метров десять. Постарайся по суставам не бить, лады?

Видимо, он надеялся, что инстинкты включатся и уберегут его от выстрелов. Как бы не так. От первого выстрела Палач сделал два шага назад и согнулся, по ауре пошли отголоски боли.

– Хорошо, что ослабленные – прохрипел он.

Из первых десяти выстрелов Палач увернулся трижды. Потом приспособился: пули попадали в него все реже, но это был не совсем тот результат, которого он ожидал. Теперь его тело непроизвольно ускорялось при взгляде на мой сгибающийся палец. Он видел, как напрягается рука, и успевал отступить в сторону. Пришлось пойти на хитрость и прятать руку. Палач усилил мышечный каркас на теле, превратив его в своеобразный панцирь, и все равно минут через десять таких занятий его тело представляло один сплошной синяк. Мы поменялись местами.

Я столкнулся со схожей проблемой, только реагировал на изменения в ауре: глаза были завязаны. По моей просьбе Палач замаскировал ауру, после чего я пропустил восемь выстрелов подряд, прежде чем сумел увернуться. Этот успех мог быть случайностью, а сил продолжать тренировку не оставалось. Мы полечили друг друга, как могли: синяки остались на месте, но боль вроде утихла. Потом опять поменялись. Поздним вечером оба экспериментатора напоминали хорошо отбитые боксерские груши, только голова, шея, кисти рук и пах остались нормального цвета, все остальное переливалось разными оттенками синего, лилового и фиолетового.

Но результатом мы остались довольны. Из последней серии выстрелов Палач попал в меня всего два раза: прогресс налицо. Поэтому когда Даниил, к которому мы обратились за помощью, начал орать, что больших идиотов он в жизни не видел – ну ладно Палач, но от тебя я такого не ожидал, ты же разумный человек! – я отреагировал непривычно многословно и немного резко:

– Данила. Иногда приходится делать вещи, которые окружающим кажутся верхом глупости, на самом деле таковыми не являясь. Я не учу тебя делать твою работу – не учи меня делать мою. Так надо.

Программа снова немного изменилась. Теперь мы чаще работали вместе с новичками – когда парами, когда двое старших и трое новичков. Можно было только восхищаться фантазией наших инструкторов, постоянно придумывавших и воплощавших в жизнь все новые и новые упражнения. Одновременно от нас требовали повторения старого материала, заставляли до одури создавать одни и те же знаки, добиваясь уменьшения времени создания. Раз в неделю давали новую тему. Программа корректировалась на глазах – иногда лекции и практические занятия проводились для всех групп разом. Голова пухла от обилия информации.

Можно сказать, в тот день мы играли в прятки. Всем завязали глаза, выдали стреляющее маркерами оружие и засунули в лабиринт, образовавшийся на месте нескольких строящихся корпусов. Задача старшей группы состояла в имитации разных тварей, разрешалось прятаться, пытаться подавить волю, использовать слабые знаки и вообще делать все, чтобы осложнить жизнь остальным трем группам новичков. Мы действовали по одиночке, наши противники объединились в тройки или пары.

Я спрятал ауру и повис на потолке, ожидая прихода гостей. Висеть пришлось недолго: через несколько минут уши уловили звук крадущихся шагов, и я осторожно потянулся ментальным щупальцем в том направлении. Тройка знакомых бойцов: Ольга, Каланча и Вася за старшего группы. Вася был низеньким корейцем, во время знакомства потрясшим меня гибкостью и прыгучестью. Просто гуттаперчевый парень, Джеки Чан в расцвете сил. Он единственный из всех поставил не Броню, а воздушную Стену, правильно рассудив, что файрбол ее хоть и пробьет, но потеряет силу и вреда нанести не сможет. К тому же он шел вторым и был прикрыт от опасности широкой спиной Каланчи.

С первого момента знакомства Ольга произвела на меня негативное впечатление. Ее пол меня не смущал: если она может выдерживать наши нагрузки, то прекрасно, лишний боец отряду не помешает. Она выдерживала. Миниатюрная блондинка с коротко остриженными волосами не уступала в выносливости огромным мужикам, хотя я был уверен, что до нас она спортивной подготовкой не блистала. Меня настораживало другое. Я не знаю, в чем причина той ненависти, которую она испытывала к чужакам, только темное чувство пожирало ее. Даже неопытный наблюдатель, увидев застывший, остекленевший взгляд, которым Ольга рассматривала учебные пособия, или ее одеревеневшую фигуру, в такие минуты мог понять, что с девушкой не все ладно.

Не один я сомневался в психическом здоровье Ольги: у наших кураторов возникали схожие опасения. Ее несколько раз на моих глазах вызывали к психологу. Впрочем, понятие «норма» в нашем случае весьма растяжимое – главное, чтобы она могла контролировать свою ненависть… В это верилось с трудом.

Если меня называли Аскетом, то Ольгу надо было бы называть Фанатиком.

Сейчас у меня появилась возможность проверить свои подозрения. Никто из троицы на свою беду не догадался навестить Пыльный шлем. Не посчитали нужным использовать трудоемкий знак, чем я и собирался воспользоваться. Глупо упускать предоставленный шанс: заодно новички получат урок на остаток жизни. Я осторожно ввел щуп в ауру девушки. Не заметила. Прекрасно.