Это была жесткая манера, это было удобно и эффективно, и, пока вы работали нормально, Аксененко был изумительно вежлив. Но потом я увидел, что у этой эффективности нет стратегической перспективы. Он был вместе с Адамовым и Чубайсом менеджером, который был сильнее государства, и в государстве не оказалось никого, кто мог бы ставить ему стратегические задачи. Он прекрасно решал локальные задачи, а стратегии у него не было. Я видел это на массе деталей и, когда они сложились в пазл, встал, извинился и уволился.

— Дальше судьба вас сводит непосредственно с Евгением Максимовичем Примаковым.

— Не сразу. В 1999 году я немного позанимался политикой. Была такая забавная партия «Духовное наследие». Когда за две недели они не смогли поставить телефон на стол (не потому, что его не было, он был физически, а следовало удлинить провод на 2 метра до моего стола), я понял, что перспектив у партии нет, и простился очень вежливо. Оказался втупике и не знал, что дальше делать, но тут ко мне обратился тогдашний советник Примакова Сергей Александрович Караганов и спросил, не хочу ли я поработать у Евгения Максимовича. Это была мечта: Примаков уже был легендой, а доклад СВР под его редакцией о конкуренции Запада с Россией я с восторгом читал еще в 1993 году. Он и его окружение много сделали для того, чтобы дать понять: Запад недобросовестен в своих обязательствах перед

Россией (я говорю о службе внешней разведки, которую Примаков возглавлял до 1996 года, и о МИДе). И Ясин увлекался ситуационным анализом — это специфический механизм организации экспертной деятельности, разработанный Евгением Максимовичем. Поэтому новое предложение я воспринял как невероятную честь. А дальше была избирательная кампания, и в ней я был советником Примакова как руководителя движения «Отечество — Вся Россия». Мы проиграли ее с треском — в том числе потому, что окружение московского мэра Юрия Лужкова не хотело ухода их шефа на федеральный уровень. Логика была проста: «Мы уже имеем все, о чем можно мечтать. Если Юрий Михайлович станет премьером или президентом, мы ничего дополнительно не получим, кроме головной боли. Причем — дикой! Ведь в Москве деньги сами решают свои проблемы, а в остальной России проблемы надо разгребать руками».

В ходе противоборства с Примаковым сформировалась «семья» как организационная структура, эффективная и влиятельная и поныне. «Семья» пережила самого Ельцина, и только сейчас столкнулась с проблемами, попав под серию целенаправленных ударов — от Керимова до Магомедовых и последних санкций, от которых некому защитить «бедного» Дерипаску. Но даже после поражения Примаков оставил меня в своем офисе — до конца 2001 года, когда начался его переход в президенты ТПП. А я переехал по чудесному адресу: Красная площадь, дом 5. Окна выходили прямо на Лобное место и на Спасские ворота. Это был фонд содействия развитию интернета.

— Ваша следующая должность советника — у тогдашнего премьер-министра РФ Михаила Касьянова.

— Да, в аппарате Касьянова оказались знакомые по маслюковским временам. Всегда, если надо, я работал достаточно интенсивно. Меня в этом натренировало еще противоборство с гайдаровским окружением. В 1992 году мы готовили Ельцину доклады о том, что на самом деле означают гайдаровские реформы. Вот представьте: в 7 вечера, а то и позже вам дают материалы к утреннему заседанию правительства. Это значит, что самое позднее в 8:30 утра должна быть справка по ним для Ельцина — с описанием их смыслов, со статистической базой, вопросами, которые он должен задать, и с объяснением возможных ответов. Тогда для меня работать две ночи подряд было нормально. И коллеги по аппарату Маслюкова помнили мою работоспособность. Им нужен был специалист, который писал бы Касьянову заготовки для речей, занимался бы макроэкономикой и еще — реформой естественных монополий.

— Какое впечатление на вас произвел Касьянов?

— Очень приятное. После Примакова это был второй по качеству премьер-министр. Владимир Путин на рубеже веков был премьером очень недолго, и это, с одной стороны, была война, а с другой — время аппаратного хаоса. К тому же это была совершенно очевидная подготовка к президентским выборам 2000 года. Так что мы Владимира Владимировича в качестве главы правительства даже не успели осознать. И в 2008 году при техническом президенте он тоже был не совсем премьером, это понятно. А вот если брать действительных премьеров, то лучшим был, без сомнения, Примаков. Касьянов второй, хоть и с большим отрывом, а вот третьего назвать уже затруднюсь. Другое дело, что потом Касьянов, по-моему, в политическом смысле сошел с ума — с 2005 года, когда в Лондоне заявил, что справедливая цена на нефть почти вдвое ниже тогдашней рыночной.

Но тогда при всей своей либеральности и предвзятой идеологии, при его принадлежности вначале к клану Березовского, а потом к «семье», Касьянову удавалось быть очень деловым человеком. И это был единственный из моих руководителей, которого я боялся. Он был железный кулак в бархатной перчатке. Тот же Аксененко мог быть жестким, но его мир был хоть и чужд мне, но ясен. А за спиной Касьянова я постоянно чувствовал огромный мир, представителем которого он был и который был мне почти неизвестен. И я понимал, что знать про него ничего не надо. Это как трансформаторная будка: не надо туда ходить. Касьянов был вежлив, интеллигентен и умен. В нем ощущалась эта абсолютная внутренняя железность — как в Чубайсе. Но в Чубайсе была понятна его направленность, а у Касьянова — нет.

Мои с ним разговоры про реформу электроэнергетики, учиненную Чубайсом, сводились к тому, что он спрашивал: «Это так?» — я отвечал утвердительно, просто подтверждая его опасения. Он понимал, что это будет кошмарная катастрофа, что это будет ад, но не хотел в лоб сталкиваться с Чубайсом. Они с Александром Волошиным соперничали на этом поле, и каждый хотел выставить против Чубайса другого. В итоге Волошин вступил с Чубайсом в союз, и Касьянов не захотел конфликтовать с Чубайсом. Он дал добро реформе и этим продлил свое существование на полгода.

А я ушел, потому что формально курировал эту реформу, и никого бы уже не волновало, что я был против нее и затормозил ее на восемь с половиной месяцев. И не мог сказать, как это было во времена приватизации, что это не моя сфера компетенции: это была именно моя сфера. Поэтому встал и ушел, ко всеобщему изумлению. И больше в исполнительную власть не возвращался.

— Почему с Касьяновым впоследствии так обошлись? Ведь он же был частью «семьи»?

— В чужом пиру похмелье. Тогда Березовский организовывал совершенно нелепый заговор с целью сорвать президентские выборы. Политически и юридически это из-за безграмотности Березовского было бредом, но в силу харизмы Березовского к угрозе отнеслись серьезно. Если бы Ивана Рыбкина (в 2004 году выдвигал свою кандидатуру на пост президента РФ, пользовался поддержкой Бориса Березовского, в феврале того же года таинственно пропал и нашелся в Киеве — прим. ред.) действительно убили и нашли труп во время голосования, это бы не повлияло ни на что: Рыбкин имел ничтожную поддержку и не мог бы создать угрозу второго тура. Впрочем, даже если бы выборы объявили заново, Касьянов при действующем президенте Путине не стал бы и.о. президента РФ.