— Нет, конечно. Но я имел дело со многими мошенниками, среди которых встречались и отъявленные мерзавцы, и жалкие неудачники. Если Ян мошенник — что не установлено, — то из последней категории.

— Мошенник, — настаивала Мередит. — Выманивает у сестер деньги.

— Мм-да… — задумчиво протянул Алан. — Может, просто ситуацию не понимает. Приехал из Польши, где, смею сказать, живет в маленькой квартирке. Сестры живут в большом доме на обширном участке, причем их всего две. Для него это значит, что они богаты. Больше того, они члены семьи. Почему бы им не помочь бедному родственнику? Взгляни с его точки зрения.

— Дом разваливается, — возразила Мередит. — Если он не видит, то совсем слепой. Они ходят в старой одежде, питаются сэндвичами.

— Значит, богатые, но с причудами. Ему трудно понять их реальное положение. Он не знает, что такое благородная бедность. Раздобыв завещание прадеда, вполне мог убедить себя, что имеет право на долю воображаемого богатства Оукли. Вполне мог представить себя английским джентльменом в усадьбе и всякое такое, знаешь.

— Ну, так пусть поскорее опомнится от мечтаний. Я снова поговорю с Джулиет.

Их перебил резкий голос:

— Вот поганый паршивец!..

Оба с недоумением оглянулись.

Крупная женщина с вытравленными добела волосами, в оранжевом свитере, усыпанном золотыми звездами, стояла над ними на манер Юноны, уткнув руки в боки. Видя, что привлекла внимание, она продолжала:

— Я здешняя хозяйка, Долорес Форбс. А вы, — обратилась она к Алану, — суперинтендент Маркби. Знаю вас.

— Кто не знает, — горько вздохнул он.

— Фото в газете видела, — сообщила Долорес. — И в местных новостях по телику. У меня на лица хорошая память. Это необходимо, когда держишь паб. Никогда не забуду тех, от кого одни неприятности.

Прежде чем Маркби успел уточнить, какие неприятности он мог невольно причинить Долорес Форбс, та указала на объявление, пришпиленное над стойкой:

— Видите? Из одного заведения выгонят, ни в одно другое не пустят. Все бары в округе договорились. У меня скандалов не бывает. Как только увижу какого-нибудь хулигана, сразу даю от ворот поворот и обзваниваю остальных. Мы им никаких шансов не оставляем.

— Вижу, — уважительно кивнул Алан. — Рад слышать.

Долорес наклонилась над столиком, что было весьма опасно — под внушительным животом центр тяжести сместился, и стол покачнулся.

— Мисс Оукли, — сообщила она, по ее мнению, шепотом, — попросила меня кормить этого парня. Он им какой-то родственник. Личность темная. По-моему, лучше бы убирался, откуда пришел. Как я уже сказала, у меня шестое чувство на дурных людей. — Завершив сообщение, она распрямилась, к облегчению слушателей, и спокойно спросила: — Хотите меню посмотреть? — Схватила грязную тарелку Яна, отставила, и через секунду на стол шлепнулось меню.

Мередит оглядела зал, почти полный, но тихий, мрачный. Видно, посетители запуганы. Долорес никакой чепухи не потерпит, поэтому никто не шумит и не веселится.

— Действительно хочешь здесь ужинать? — спросила она Алана. — Может, еще куда-то пойдем?

Украдкой взглянула на хозяйку за стойкой, которая излагала свое мнение еще каким-то несчастным клиентам.

— Не хочу, но как теперь уйти? Она нас видела, — сморщился Маркби. — Объявит ренегатами.

— Сейчас можно улизнуть… смотри, ушла!

— Тогда скорей, пока не вернулась.

И они удрали, как дети, которые напроказили, зная, что позже последует наказание.

— Хорошо! — гневно прозвучал в трубке голос Джулиет. — Очень жалко, что Алан занял такую позицию, и это меня удивляет. Я надеялась, что он сотрет его в порошок.

— Алан сделал все, что мог, — продемонстрировал, что давно знает Оукли и интересуется. Яну известно, что он полицейский. Это произвело определенный эффект, — твердо сказала Мередит.

В трубке послышалось фырканье.

— Ну ладно, если Алан не хочет, мы с тобой будем действовать.

— Почему со мной? — встрепенулась Мередит. — Я внесла свою лепту.

Отделаться не удалось.

— Еще внеси. Слушай, Ян на тебе помешался. Постоянно твердит, какая ты добрая, милая, первая подружилась с ним в Англии. Поверь, ты произвела впечатление! Меня он слушать не будет из-за моих деловых связей с Оукли. Я заинтересована в продаже дома. Откровенно намекает, будто я, по его убеждению, стараюсь оторвать кусок. Грязный жулик судит обо мне по себе! А ты никакого отношения к Форуэйзу не имеешь. Поговори с ним одна, без Алана. Он тебя выслушает.

— Ох нет! — энергично отказалась Мередит. — Не желаю иметь с ним никакого дела. Алан что-нибудь придумает. Дай ему время.

— Некогда ждать, пока Алан придумает! Ты должна помочь, Мередит. Перехитрим хитреца. Пожалуйста, не возражай. Это невозможно. Позови его куда-нибудь, уболтай, уговори отказаться от претензий.

— Ты переоцениваешь мои способности.

— Чепуха. Он тебя уважает. Пожалуй, одну тебя. Хочет, чтобы ты хорошо о нем думала. В любом случае ты профессиональный дипломат. Для тебя это детские игры.

— Я была… профессиональным консулом. Занималась потерянными паспортами и британскими гражданами, попавшими в те или иные неприятности. Добивалась допуска в несколько зарубежных тюрем для встречи с задержанными британцами… вот и все.

— По-моему, неплохая основа, — заявила Джулиет. — Ну же, Мередит, не уходи в сторону!

Мередит понимала, что трудно отвергнуть подобную просьбу, и сдалась:

— Когда мне с ним встречаться? Всю неделю на работе в Лондоне.

— Договорись на субботу.

— Не так-то просто, живя под одной крышей с Аланом. — Мередит помолчала, подумав, что многое непросто под одной крышей с Аланом. Придется объясняться, чего раньше никогда не бывало.

— Мередит! Слушаешь? Тебя не слышно!..

— Слушаю. Как раз вспомнила, Алан в субботу идет на футбол со своим зятем Полом. Ладно, хоть это и безумие, напишу Яну записку, попрошу встретиться, если свободен. И все-таки глубоко сомневаюсь, что это правильно.

— А я нет, — объявила подруга. — Рассчитываю на тебя.

И она поспешно разъединилась, пока Мередит не передумала.

Смягчающие средства

Не исцелят, а обострят болезнь…

Шекспир. Гамлет, акт III, сцена 4

Рон Гладстон нарушил обычай, установленный с начала работ в саду, и явился в субботу. Ему не понравилось, что сестры Оукли останутся на выходные с Яном, и за ними некому будет присматривать. Всякое может случиться за двадцать четыре часа, говорил он себе.