Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учитывая, что император ещё не вышел из отроческих лет, включались в план и развлечения: игра в бильярд, охота, обучение танцам и участие в балах. Устанавливался и строгий распорядок занятий:
«В понедельник пополудни, от 2 до 3-го часа, учиться, а потом солдат учить; пополудни вторник и четверг – с собаки на поле; пополудни в среду – солдат обучать; пополудни в пятницу – с птицами ездить; пополудни в субботу – музыкою и танцованием; пополудни в воскресенье – в летний дом и в тамошние огороды».
Ну и разумеется, предусматривалось участие в мероприятиях государственных, в частности дважды в неделю – по средам и пятницам – предполагалось посещение заседаний Верховного тайного совета.
Но поскольку самому Петру это было совершенно не интересно, он побывал лишь на одном заседании 21 июня 1727 года и больше не пожелал, и никто не настаивал, а бумаги, которые ему представляли, даже не просматривал.
Меншиков же не сразу понял, что, назначив в учителя Петру Остермана, допустил большую ошибку. Остерман вёл двойную игру. Он тут же стал подговаривать Елизавету Петровну свергнуть Меншикова. Наметив цель, он шёл к ней с оглядкой, неторопливо, и всегда добивался своего. Внешне демонстрируя лояльность к Меншикову, он втайне готовил удар в спину. Именно ему пришло в голову возобновить попытки женить Петра Алексеевича на Елизавете Петровне. Это становилось тем более реальным, чем более Меншиков ожесточал контроль за каждым шагом Петра.
Не впрямую, а аккуратно, намёками, Остерман заставлял отрока-императора задумываться над тем, по какому такому праву временщик командовал им. Да, Пётр совсем юн и под опекой, но он государь! Рассказал Остерман Петру и о том, кто повинен в пытках его отца, царевича Алексея Петровича, кто виновен в его смерти. Конечно, по словам Остермана, это прежде всего Меншиков.
Настрой настроем, но в руках у временщика была сила, и сила большая. Даже армия подчинялась ему. Просто так не возьмёшь, а вот если женить на цесаревне Елизавете, другое дело.
Но на пути снова стала церковь. Известно, что по православным канонам не только браки, но и любые близкие отношения между родственниками почитаются большим грехом. А тут родство слишком близкое. Все попытки поженить тётку с племянником отбивались.
Казалось, ситуация безвыходная. И тут помог случай. Что такое случай, мы уже говорили…
Всё вышло словно по заказу. Серьёзно болел Меншиков и раньше. В 1719 году, как считают биографы, именно болезнь спасла его от виселицы. Дело в том, что Петру Первому представили материалы о воровстве его любимца. Царь готов был казнить Алексашку. И вероятно, казнил бы, да тут болезнь скрутила провинившегося любимца. Царь, узнав о состоянии его, сменил гнев на милость и сделал всё, чтобы его вылечить. А потом как-то и отошёл от гнева.
И вот спустя годы, в критический для него момент борьбы за власть, Меншиков почувствовал сильные недомогания, знакомые по 1719 году. Не помогла русская баня, которой в ту пору лечились многие, причём нередко излечивались.
Лефорт оставил заметки по поводу болезни:
«Кроме харканья кровью, сильно ослаблявшего Меншикова, с ним бывает каждодневная лихорадка, заставляющая за него бояться. Припадки этой лихорадки были так сильны, пароксизмы повторялись так часто, что она перешла в постоянную. В ночь с девятого на десятое число с ним случился такой сильный припадок, что уже думали о его смерти».
А Пётр Второй тем временем, освободившись от ненавистной опеки, стал встречаться и с родной сестрой Натальей, за ум и сдержанность прозванной Минервой, и с тёткой Елизаветой, прозванной Венерой. В компании оказался и Иван Долгоруков.
И. А. Долгоруков. Неизвестный художник
Сергей Соловьёв писал о том времени:
«Елизавете Петровне было 17 лет; она останавливала взоры всех своей стройностью, круглым, чрезвычайно миловидным личиком, голубыми глазами, прекрасным цветом лица; весёлая, живая, беззаботная, чем отличалась от своей серьёзной сестры Анны Петровны, Елизавета была душой молодого общества, которому хотелось повеселиться; смеху не было конца, когда Елизавета станет представлять кого-нибудь, на что она была мастерица; доставалось и людям близким… Три тяжёлых удара – смерть матери, смерть жениха и отъезд сестры – надолго ли набросили тень на весёлое существо Елизаветы; по крайней мере, мы видим её спутницей Петра Второго и встречаем данные о сильной привязанности его к ней».
Пётр Второй был влюблён в свою красавицу тётку довольно сильно. Ну что ж, отроки часто влюбляются в девушек постарше себя. А тут ведь к тому и взрослые подталкивали. Да и сестра Наталья была на стороне намечающейся связи. И Остерман советовал, а Наталья нашёптывала, что Остермана надо слушать, поскольку он хороший и добрый человек.
Болезнь скрутила столь сильно, что Меншиков полностью потерял все нити управления. Многое изменилось за то время, пока он был прикован к постели. Встав на ноги, сразу попытался вернуть утраченные позиции. Но при первом же действии, направленном вразрез с волей императора, получил резкий ответ, причём ответ в присутствии знати:
– Или я император, или он?
Разумеется, все царедворцы чуть не хором заявили:
– Вы и только вы, ваше императорское величество.
У Меншикова мороз по коже. Понял он, что даже соратники некоторые и то переметнулись на сторону его врагов.
Надо было смириться, изменить своё отношение, попробовать постепенно вернуть хотя бы малую толику былой власти, но подвела алчность.
Как раз в то время цех петербургских каменщиков поднёс Петру Второму 9000 рублей. Сумма по тем временам гигантская. Пётр же решил подарить деньги любимой сестре Наталье, которая хоть и была старше всего на год, но в делах хозяйственных весьма преуспела.
Едва курьер отправился к Наталье, об этом даре кто-то из слуг сообщил Меншикову. Тот пришёл в негодование. Такие деньги уплывали! На всё то, что принадлежало императору, он давно уже наложил свои воровские лапы.
Что делать? Решил вернуть деньги. Собрал верных и преданных слуг и бросился в погоню.
Курьера догнал неподалёку от дворца Натальи Алексеевны. Деньги отобрал. Курьер не сопротивлялся. Кто он против всесильного временщика? Правда, поспешил в царский дворец и сообщил императору о нападении и изъятии денег.
Пётр был взбешён до крайности. И действительно, как это можно столь нагло выступать против воли императора?
– Объясните, по какому праву вы отняли у курьера деньги? – сурово спросил Пётр.
Меншиков, почувствовав вкус наживы, потерял разум. Нагло заявил:
– Я найду этим деньгам лучшее применение!