Роул же решил совершенно по-другому, воспоминания о том дне до сих пор были яркими и не желали стираться из памяти.

– Вы, верно, полагаете, что мы звери? – Роул, когда Арло признал виновным Винсента, отошел от писаря. Он потерял к нему всякий интерес. До поры до времени это было понятно. – Но это не так! Мы не чудовища, и даже когда нас сердят, мы способны прощать. Мой брат говорит, что умение прощать приближает нас к истинным правителям, на которых мы должны равняться. Он прав. Сегодня мы будем добры, я бы сказал, милосердны как никогда. Да, вы поступили подло и сбежали. Это следует пресекать! Бегство и дезертирство всегда жестоко каралось!

Люди Роула соглашались с ним, кто-то кивал, кто-то выкрикивал короткие одобрения, кто-то хмыкал. Пинать пленников им давно надоело, женщины, одни и те же, уже переставшие противиться, а многие и плакать, приелись, долгая дорога утомляла. Деревья, поля, редкие речушки, скудная еда, грязь, вонь от пленников – в камерах стоял смрад похуже, но немногих это волновало, – лошади… Это изнуряло людей, лишало их радости и неудачно завершившийся побег вместе с неизменным наказанием взбодрили мучителей. Предстоящее зрелище заставило культистов стянуться поближе, чтобы повеселиться, поглядеть на муки своих жертв, тех немногочисленных, кто еще способен давать отпор.

– Я рад, что вы согласны. Да, жестокое наказание должно следовать, я всегда поддерживал подобные решения, но не в этот раз. Сегодня мы будем к вам добры…

Главарь вытянул руку в сторону Арло и указал на него острием ножа:

– Ты. Ты рассказал, что твой друг повинен в вашем побеге. Ты был с ним и лучше меня знаешь, как сильна его вина. Он подставил тебя! Предал! Он вынудил тебя совершить преступление. – Писарь хотел было возразить, но нож, да и сам Роул страшили его. – Ты сказал, что не хотел бежать. Ты ведь не хотел, верно?

В ответ на вопрос лорд Флейм только дернул головой. Это должно было означать кивок.

Арло не мог понять, к чему ведут разговор, не понимал, зачем снова на него обратили внимание и чем он провинился перед Богами и духами за свою обычную, чрезвычайно скучную, не то чтобы праведную, но и не приносящую другим горя жизнь. Он вспоминал грехи с самого детства, но там не было ничего стоящего: обманул приятеля, сказав, что потерял перетертые с медом и травами орехи, а на самом деле съел их сам; притворился, что не понимает симпатии девы, которая ему была не по нраву; неоднократно обманывал отца, что обучается, а на деле лазил с друзьями в недостроенную часть замка, где пил украденное кем-то из приятелей с кухни вино; бегал на озеро за стенами, когда ему запрещали, потому что не хотел прослыть трусом среди остальных; придумывал обзывательства для наставников и командующих, когда они были грубы…

Ничто из того, что он совершал, не стоило той платы, которую он теперь вынужден отдавать. Судьба была к нему несправедлива.

– Этот мальчишка посмел впутать тебя в то, что могло стоить тебе жизни, зная, на что идет. Он повел тебя почти насильно, а значит, покусился на собственность Истинных правителей Ферстленда и Новых Земель. Чудовищный поступок, верно? – Толпа и Роул смотрели на Арло, и тот опустил взгляд. Пауза затягивалась, и главарь повысил голос: – Я спросил тебя – верно ли?!

– Да, – проблеял Флейм.

– А раз так, то я предоставляю тебе отличную возможность поквитаться. Ты должен будешь выбрать ему наказание и исполнить его! Сам. Своими руками. Сейчас. Ты меня услышал?

После этих слов страх сковал писаря, он мелко задрожал и не мог решиться поднять взгляд, не то что шевельнуться. Что ему делать? Он может помолчать минуту, может, несколько, хоть час, но что после? Какое еще наказание? Как избежать этого? Может быть, ему стоит взять вину на себя, ведь именно из-за его неуклюжести, из-за его ноги, из-за его трусости оба беглеца попались. Виллингпэриш не бросил друга, он был с ним до самого конца и защищал от Культа, сколько мог. Он принял весь удар на себя и продолжал молчать, не прятался за оправданиями, не обвинял Флейма. А ведь Винсент еще совсем мальчишка! Из таких и вырастают великие люди…

Сначала надо было выяснить, что же за наказание за побег ждало их. Арло уже били, не пинали между делом, как это нередко случалось, а намеренно избивали. Он не знал, когда это прекратится, было нестерпимо больно и страшно, лорд кричал в тот раз, благо кошмар случился лишь единожды, и умолял о пощаде. Остаться без еды он бы смог, но второй раз пережить избиение – вряд ли. С другой стороны, он может бить не так сильно, как люди Роула, если ему придется наказывать Винсента, а приятель хитер и додумается подыграть и изобразить ужасную боль. Да, такой вариант совсем не плох для обоих беглецов.

– Мне… Мне надо будет его бить? – наконец собрался с мыслями Арло. – Долго?

– О, все не так просто, Арло! Нет, ты будешь выбирать наказание из тех, которые я тебе предложу. Да отпустите вы его, наконец! – Роул махнул приспешникам, один из двоих отпустил Флейма. – И ты тоже. Он не побежит сейчас, он же не глупец, верно? Ты ведь не станешь бежать, Арло?

Мужчина все время говорил только с писарем, и ни разу не обратился к Винсенту, он и поворачиваться к северянину не спешил. Почему он выбрал в собеседники именно его, Арло не понимал. Может, потому, что Виллингпэриш не стал бы разговаривать с главарем из бандитов? Наверное, Роул понимал, кто из двух приятелей будет отвечать, и вычислил того, кто больше боится. Флейм читал наставления одного воина, прибывшего в Новые Земли, в которых говорилось о подобной манере общения, особенно во время допроса. Записи утверждали, что от труса можно получить больше пользы с меньшими усилиями.

– Не стану, – согласился Арло, и тогда второй – детина на голову выше его, еще совсем молодой, не старше Винсента, смотрящий на вожака преданным взглядом, – тоже разжал руки.

– Я предлагаю тебе два варианта – выколоть ему глаз, так и быть, один, не хочу, чтобы он превратился в еще большую обузу, или отрубить пальцы. На руке, на любой по твоему выбору.

Легкого пути не предвиделось, чего бы себе ни надумал Арло. С одной стороны, он мог бы порадоваться, что ни одно из наказаний не коснется его самого, а с другой – сделалось дурно только от одной мысли, что придется участвовать в выкалывании глаза или отрубании пальцев. Причем первое казалось отвратительнее, писарь сомневался, что сумеет когда-либо совершить такое.

Винсент, который все это время превосходно держался и только сверлил полным ненависти взглядом Роула, потерял самообладание. Он обрушил проклятия на головы Культа Первых и особенно их главаря, нашел в себе силы начать вырываться вновь и бросался глупыми угрозами, ни одну из которых не в состоянии был выполнить.

От того, что вечно разумный и кажущийся сильным друг потерял над собой контроль, стало еще страшней. Арло закрыл лицо руками, он не мог смотреть на Винсента. Думал, хотел потянуть время, надеясь, что тогда, как бы подло это ни звучало, Роул сам сделает выбор и сам исполнит приговор, но нет.

– Ты уже выбрал?

Арло продолжал молчать. Он чувствовал, даже слышал, какое напряжение висело в воздухе. Винсент не прекращал выкрикивать проклятия, и Роул решил, что лучше всего заткнуть строптивца силой. Друга писаря бросили на землю и несколько раз ударили, чтобы тот перестал мешать разговору. С каждым глухим звуком и вырывающимся из северянина хрипом писарь вздрагивал.