Взглянув на смущенного Мироненко, я понял причину столь веселого поведения девиц. Из открытой ширинки его брюк торчали рожки ярко-белых на фоне темно-зеленой формы одежды тесемок от кальсон. Дело в том, что даже летом мы носили такое нательное белье, у которого вместо пуговиц были длинные тесемки. Их полагалось завязывать бантиком. Видимо, старший лейтенант недавно заходил в кусты, под которыми Родина-мать дозволяет справлять естественные надобности, но, будучи под «градусом», забыл привести себя в порядок.

Я взял Виктора под руку, отвел в сторонку и указал на непорядок в его туалете:

— А тесемочки-то надо завязывать, товарищ старший лейтенант, и вовремя закрывать калитку.

Мироненко так расстроился, что стал трезветь на моих глазах, затем с поникшей головой ушел с гулянки. Мы с ним еще долго воевали, но этот случай на танцах в деревне под Ливнами вспоминали с веселым смехом.

Иногда молодым лейтенантам удавалось вырваться в город, чтобы посмотреть его достопримечательности. Ливны — городок небольшой, стоит на возвышенном месте. Война обошла его стороной, наверно, поэтому он выглядел каким-то чистеньким и ухоженным. В центре городка располагались каменные здания, на общем фоне выделялись церкви с луковичными куполами, над которыми искрились позолоченные кресты, чуть ниже звонницы с наборами колоколов.

Как-то, будучи в Ливнах, мы с Мироненко зашли в фотографию и решили запечатлеть свои физиономии на память. Клиентов у старого мастера не было, и он провозился с нами около получаса в поисках ракурса. За снимками предложил зайти через денек-другой. Но снимки мы так и не успели получить: началось немецкое наступление.

На следующий день немцы стали бомбить городок. Более сотни бомбардировщиков обрушили на Ливны свой смертоносный груз. Еще недавно мы любовались красивыми чистенькими улицами и площадями, теперь тут ничего не узнать: целые кварталы превращены в руины и пепелища. Погибло много мирных жителей. Наши войска, рассредоточенные по окрестным деревням, практически не пострадали.

В конце июня 1-й танковый корпус был выведен из района сосредоточения и переместился севернее города Ливны. Его части заняли оборону вдоль левого берега реки Кшень.

Совершив ночной марш, дивизион занял оборонительную позицию у деревни Жерновка. Места здесь, прямо скажем, весьма живописные: небольшая речка, яблоневые сады, на полях высокая рожь, на лугах и в балках пасутся небольшие стада коров и овец. Даже не верилось, что здесь зимой гремели жестокие бои.

Огневую позицию своей батареи я разместил на окраине деревни, в садах и огородах, пушки приказал тщательно замаскировать. Место для наблюдательного пункта нашлось на склоне небольшого бугра, откуда просматривалась местность на расстоянии нескольких километров. Впереди нашей батареи занял оборону пехотный батальон. Пехотинцы окапывались, устанавливали противотанковые ружья и пулеметы. Мои батарейцы тоже торопились, в мягкой податливой земле рыли ровики, расставляли приборы, устанавливали связь с огневой позицией. Приготовив к бою огневую позицию и наблюдательный пункт, мы стали ждать развертывания дальнейших событий.

Стояли жаркие летние дни. Орудийные расчеты работали до седьмого пота. Людей я не щадил, знал, что адский труд спасет жизни многих из них. Таковы суровые законы войны. Дав небольшой отдых бойцам, я снова и снова проверял готовность батареи к бою. Забравшись на какой-нибудь холм, поросший мелким кустарником, проверял маскировку огневой позиции и наблюдательного пункта.

28 июня 1942 года немцы перешли в общее наступление на Брянском фронте. Тяжелые бои начались у наших соседей — 16-го танкового корпуса под командованием генерала Павелкина, затем в бой вступили и мы. Фронтовое командование поставило задачу перед танковыми корпусами — уничтожить противника в междуречье Кшень и Тим. Мощной атакой нам удалось смять немцев и оттеснить их километров на пять. Дальше двигаться было невозможно: немецкое командование бросило в бой крупные наземные и воздушные силы, которые держало до сих пор в резерве. Зарывшись в землю, мы отражали одну атаку за другой. Особенно беспокоила нас вражеская авиация. Целые стаи, в полном смысле этого слова, «мессершмиттов» и «юнкерсов» ходили над нашими головами. Атаку авиации отражала зенитная батарея 37-миллиметровых пушек 1-й гвардейской танковой бригады, стоявшая позади нашей батареи на ржаном поле. А вот наших самолетов, к сожалению, не было видно в воздухе. От бомбардировок 1-й танковый корпус нес большие потери.

В эти дни Катуков вынужден был обратиться к командующему 13-й армией генерал-майору Пухову с просьбой обеспечить воздушное прикрытие корпуса: «Выделенных для обеспечения операции корпуса 10 истребителей и 10 бомбардировщиков явно недостаточно, так как со стороны противника в воздухе над районом расположения корпуса появляются одновременно свыше 50 самолетов противника. Прошу Вашего ходатайства перед командующим войсками Брянского фронта об усилении прикрытия корпуса с воздуха».[3]

30 июня в бой вступили танкисты 1-й гвардейской танковой бригады в районе Бараново — Евлановка. Их поддерживал батальон мотострелков. Бой разыгрался нешуточный. На этот участок немцы бросили до десятка танков и более батальона пехоты.

Со своего наблюдательного пункта я внимательно следил за действиями противника. Сначала показались танки, за ними по ржаному полю в полный рост шли цепи пехоты. Шли как на параде, рукава гимнастерок закатаны по локоть, в зубах — сигареты, автоматы прижаты к животу. Периодически солдаты открывали огонь, даже без бинокля было видно, как из стволов вылетали светлячки пламени.

Неожиданно позади цепей вражеской пехоты галопом вылетела 75-миллиметровая батарея на конной тяге и прямо на поле стала разворачиваться для стрельбы прямой наводкой. Я жду приказа командира дивизиона на открытие огня. Вересов молчит. Зато позвонил Мироненко. Надо сказать, что в дальнейшем боем всегда руководил не командир дивизиона, а начальник штаба. Мироненко твердой рукой держал дивизион, он любил артиллерию, к тому же превосходно стрелял. Мы учились у него выдержке, умению определить цель и тут же поразить ее.

Я готов был открыть огонь по вражеской батарее, но Мироненко осадил меня, сказав, что ее расстреляет Власенко. И действительно, ухнула 3-я батарея. Немцы не успели установить свои пушки, как по ним был открыт беглый огонь. Что там от них осталось, трудно было разглядеть. Все внимание мы сосредоточили на приближающихся немецких танках. Их встретила 1-я батарея Вилли Хацкевича.

Мироненко в этом бою показал, что он стоящий артиллерист. Цели выбирал, пользуясь каким-то своим особым чутьем, по их важности, то есть опасности, которую они представляли для нас. Немецкая атака на время захлебнулась. Видно было, как на поле черными кострами пылали три вражеских танка, два других — с развороченными бортами — уткнулись хоботами пушек в горячую землю. Бой возобновился, отчаянный ближний бой!

В дело вступила моя батарея. Последовал короткий подбадривающий звонок Мироненко: