Светоча резко убрала фото. На следующей фотографии, тоже глянцевой, десять на восемь, дуб покрыт летней листвой, но большая его половина выжжена дочерна. В оголенных ветвях еще сохранилась память об этом ужасе. Стеклянная дверь дома сорвана с петель, а ступени сломаны.

Перед моим мысленным взором вдруг предстала картина: что-то черное, похожее на человека, но до неузнаваемости изуродованное, зажато в ветвях дерева… Вонзившись в сердце, видение исчезло.

— Мы считаем, что она погибла на ступенях, — тихо сказала Анна. — Но Сергей повесил ее на дереве и… В общем, мы подоспели слишком поздно. Вы с отцом уже давно уехали. Про твое существование мы узнали только спустя годы.

Он повесил ее на дереве. Боже…

— Вы ничего не знали про меня? — еле слышно выговорила я.

В ее ответе прозвучала… горечь. Или злость. Я не могла понять, да и черт с ней.

— Нет. Твоя мама оставила Братство по личным причинам. Они никому не известны.

И мне тоже. Я закрыла глаза. Кашлянула.

— Я считала, что светоча — яд для вампиров. Так…

Так сказал Кристоф.

— Так и есть. Для них ядовито наше дыхание, само наше существование для них смертельно опасно. Но некоторые — лишь немногие — носферату очень могущественны, и короткое время выдерживают. А короткого времени Сергею как раз хватило. — Ее идеальные брови сошлись на переносице. — Вот почему он их владыка.

Так странно. Его имени обычно не упоминали. Говорили «он» или «сами-знаете-кто». Однако Кристоф и эта девица произносили его так, словно говорили про знакомого.

Я не хотела об этом думать. Казалось, меня вот-вот вырвет, или я умру, или просто упаду на пол и буду дрожать.

— А при чем тут Кристоф?

Она шлепнула фото на стол лицом вниз. На обратной стороне я успела заметить синюю чернильную черту — словно кто-то рассек карточку пополам. Еще бумаги.

— Вот расшифровка телефонного разговора между членом Братства, чья личность не установлена, и одним из носферату из лагеря Сергея. В этом разговоре Курос выдает местонахождение твоей мамы. Кристоф — единственный, кому было о нем известно. Он лично тренировал твою маму, они были близко знакомы.

Он ее тренировал?

— Близко знакомы? Сколько ему лет?

— Достаточно, чтобы помнить последние годы Первой мировой войны, мисс Андерсон. У нас больше нет доказательств. Запись исчезла, а тот, кто ее стенографировал, погиб в сражении. Подозрительно, должна я сказать. — Я осознала, что она пристально наблюдает за мной. Не глядя на меня в упор, а так, боковым зрением. — Кристоф наверняка будет искать дальнейших контактов. В этом случае я категорически настаиваю, чтобы вы дали знать «куратору» и были готовы к подробному отчету. Ясно?

Приказной тон? Это что-то новенькое. Видимо, если эта леди сказала бы «Прыгайте», все вокруг взлетели бы в воздух не хуже баскетболистов.

Слова уже вертелись на языке. Он приходил ко мне. Всего несколько простых слов, и груз, так больно давящий на сердце, будет снят. Можно переложить проблему на чужие плечи — на плечи взрослого — и жить припеваючи.

Но я снова услышала шорох крыльев и почувствовала, как они коснулись моего лица. Я даже вздрогнула — таким реальным было ощущение.

Вспомни, Дрю, чем все обернулось, когда ты пыталась поручить решение проблемы кому-то еще. Ты позвонила Огасту, и тебе казалось, что вот сейчас все наладится. И где ты сейчас?

Это предупреждение. Простыми словами, без всяких накручиваний, как и все бабушкины уроки.

— Совершенно ясно, — услышала я свой голос. И впервые он был такой же уставший и взрослый, какой иногда у Грейвса. Может, он тоже чувствовал тяжесть на душе? Вероятно. Я так хотела его видеть, что у меня даже тряслись руки.

— Мне нужно идти, — сказала леди Анна.

Она собрала бумаги и фото в папку. Я подняла голову. Дилан, как и всегда, встревоженно смотрел на меня. Он словно хотел, чтобы я что-то поняла: губы сжаты, темные глаза сверкают, передавая мне послание, которое я не могла расшифровать.

— А можно прочесть стенограмму? — Я не хотела показаться упрямой и назойливой, но именно так и получилось. Дилан вздрогнул, Анна замерла на месте.

Я, наконец, поняла, что у нее с лицом. Оно «популярно». Она никогда не ощущала себя изгоем. Все вокруг существовали только для того, чтобы отражать ее великолепие. На ее лице запечатлелась та несовершенная, но жадная прелесть, которую я видела только у девушек-чирлидеров и самок удавов по всей Америке. Если бы она не была дампиром, то сейчас, вполне возможно, уже превратилась бы в тучную тетку с розовыми ногтями и горестно опущенными уголками губ. Такие обычно устраивают скандал в бакалейной лавке из-за просроченного купона или из-за банки кукурузы, которая оказалась на пятнадцать центов дороже, чем она думала. Она из тех, кто всегда добивается своего, потому что наглости и бесстыдству нет предела.

— Она засекречена, мисс Андерсон. Когда Кристоф свяжется с вами, выслушайте все, что он скажет, запомните и будьте готовы потом повторить. — Она коротко кивнула и сунула папку под мышку. Шелковое платье зашелестело на ходу. — Мой охранник проводит меня, Дилан. Благодарю вас.

— Миледи.

Не понимаю, как он умудрялся не поперхнуться на этом слове.

Она унеслась прочь. Каблучки остро цокали по полу. Дверь за ней закрылась. Паутина на книжных полках слегка зашуршала.

Плитка на потолке все-таки тоже гнила. И вообще, все это здание вот-вот готово было распасться на части.

Дилан наклонил голову, поднял бровь. Я стояла, мокрая от пота. Мне было очень больно. Дрожа всем телом, я плюхнулась на тот же жесткий стул. Каждая клеточка сотрясалась, как желе под электротоком. Аромат духов леди Анны неохотно таял в воздухе, оседая пленкой у меня в глотке, особенно в том месте на нёбе, которого нет у обычных людей и которым я ощущаю опасность. Это как маринованный имбирь, который подают к суши. Его запах напоминает мне аромат духов. И этот аромат такой же — тяжелый, маслянистый.

Что он мне напоминает? Ведь что-то напоминает, клянусь богом.

Но, видимо, у меня пришла в негодность пружина, которая выталкивает воспоминания из недр памяти в мозг. Я так и не смогла ничего вспомнить.

Предстояло подняться по лестнице к себе — это казалось невероятно сложной задачей. Но меня грела мысль: вот сейчас улягусь в кровать, а там под покрывалом прячутся мечи малайка и папин бумажник. Мамин медальон надежно скрыт под футболкой. Сердце холодело от ужаса при мысли, что Анна могла его увидеть.

Дилан опустил плечи.

— Они уехали, — тихо сказал он. — Как ты?

Ну и вопрос.

— Прекрасно. Замечательно. Дальше некуда.

— Я сожалею, — и впрямь с сожалением сказал он. Впрочем, он всегда так говорил. — Она настояла, чтобы с тобой встретиться, и…