Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы эти документы видели?
— Нет, конечно, а хто мне их покажить? Это же совершенно секретная документация. Дурень ты, парень. Такой большой вырос, а ничего не понимаешь. Ну я пошел, а то сено не успею до обеда перекидать. Ты там это, скажи моей дочуре, чтобы поосторожнее была. Она у меня одна. И звони если че, если че надо.
Весь день Петр провел в саду, полол сорняки, убирал мусор. Ему нравилась эта физическая работа. Было ощущение, как будто, наводя порядок в саду, он наводит его в своей душе. Он думал о том, что городские жители, особенно живущие в городах-миллионниках, совершенно не знают деревни. У них в голове образы деревни начала века, которые они видели на картинках и в кино: деревянные дома с русской печкой, лошади и женщины в сарафанах и кокошниках. Как будто это где-то в тридевятом царстве-государстве. Вроде бы это тоже Страна, но Деревня отличается от Города больше, чем Город от городов других государств. Села вырождаются, люди оттуда уезжают. Когда-то этот вектор поменяется, но ближайшие десятилетия будет так. В селах все больше и больше таких вот заброшенных садов.
Петр посмотрел в сети историю Деревни. В начале 20-го века здесь жило около 4-х тысяч человек, а сейчас всего 1108. В Городе — 350 тысяч человек против полутора миллионов людей. В первой уменьшилось в четыре раза, во втором увеличилось в четыре раза. Вот такая простая арифметика. Город жирнеет и пухнет, его разносит во все стороны, Деревня консервируется и вырождается, связь между ними становится все тоньше и эфемерней. Вот мы празднуем день Страны, день единства. А с чем и кем это единство? Город не хочет смотреть на Деревню, а ведь в этих связях столько ресурсного может быть. Сколько добра пропадает зря. Вот как в этом саду.
Петр не заметил, как уже начало темнеть. Желудок урчал, прося топлива. За расчисткой сада он пропустил обед. Вспомнил, что в доме принесенный Михаилом провиант, и он будет сейчас как нельзя кстати.
Молодой человек открыл контейнер, это был контейнер-термос, который сохраняет тепло долго, поэтому еда казалось только что приготовленной. В термосе лежала большая сочная котлета, хорошо прожаренная, мясная, не такая, как привыкли делать в городе, когда много хлеба и всяких приправ. Это было просто мелко рубленое мясо, посыпанное луком, пропущенным через мясорубку, и солью. Ну и, конечно, в фарш хозяйка добавляла яйцо, чтобы котлеты не разваливались при жарке. Котлета лежала на пюрешечке, которую варили не на обычной воде, а добавляли в воду молоко и небольшой кусочек масла, так пюре получилось мягкое и нежное. Картошка была его любимой консистенции, толченая вручную, а не в блендере. Он не любил пюре после блендера, картошка теряла всю свою прелесть. Пюрешечка тоже была заботливо посыпана зеленью, яркой и зеленой.
— Жаль, что кетчупа нет, — подумал Петр.
Кетчуп, конечно, убивает вкус домашней еды, но Петр привык все приправлять кетчупом. Эта привычка у него появилась в детстве. Мама готовила пресную еду, не сказать, что она была мерзкой на вкус, у нее просто вообще особого вкуса не было: котлеты на пару из диетической курицы, борщ, сваренный без особого изыска и добавления зажарки, а на десерт венские булочки из магазина. Венские булочки были ничего, а вот борщ с котлетами не очень. Спасал кетчуп, он делал вкус еды сносным.
Кетчуп все же стоит купить, на худой конец майонез. Петр намеревался сходить в сельский магазин после ужина.
Магазин находился совсем близко, всего в пяти минутах ходьбы от дома, где жил Петр. Действительно, здесь можно было купить все необходимое, как и говорила Элеонора: хлеб, молоко, сыр, колбасу, основной набор бытовой химии, дешевые детские пластиковые игрушки, самые необходимые товары для дома и даже корма для домашних животных, но не для кошек и собак (их как раз-таки не было), а для уток и кур. Поэтому Петр купил для Черныша несколько банок кильки и дешевой тушенки. Кетчуп тоже был.
У сельских магазинов есть свой флер: сюда приходят не только что-то купить, но и поболтать, узнать деревенские сплетни, по вечерам собирается молодежь перед тем, как разбрестись по разным лавочкам, здесь до сих пор могут дать в долг, под запись в тетрадочку, где должник расписывается.
Петр купил кетчуп и булку хлеба, расплатился с милой продавщицей в возрасте его мамы и вышел на улицу.
Было уже довольно темно, и он беспокоился, как бы не пройти мимо переулка, который вел к дому. В деревне не было уличного освещения, это осложняло дорогу человеку, который не знал местность.
Около магазина рядом со старым мотоциклом стояли два парня и девушка. Они пили пиво из пластиковых стаканов, ели вяленую рыбу, которую очищали складным ножом. Нож был небольшой, но острый, как раз такой, каким можно было разрезать твердую чешую рыбы. Девушка ругалась с одним из парней, предъявляя претензии по поводу верности. Другой пытался оправдать друга и усмирить девушку.
— Ленка, да не кипятись ты. Не было там ничего. Он правда, у меня отвисал. Ну нажрался он, не мог трубку взять.
— Да, там баб у вас был полный дом, и эта проститутка Светка! Все знают, как она себе на телефон заработала.
— Да че ты к Светке пристала. — говорил тот, кого приревновала Ленка. — Она в Городе подрабатывает, на рынке. Сама она на телефон заработала.
— На такой на рынке не заработаешь. Да хватит ее защищать, — девушка злилась еще больше. — Иди к ней, раз она такая хорошая. А я себе кого получше найду.
Она увидела выходящего из магазина Петра.
— Вот этого, например.
И направилась в его
