спятила? — тихо спросил он, прижимая меня к себе, я почувствовала его эрекцию даже через брюки.

— Я сделала то, что хотела… Всё это время.

— Ирина… Но это… Ненормально…

— А что нормально? — спросила я.

— Для меня это дикость… Я никогда не… — но Генри запнулся, вспомнив, что такое уже было в его жизни.

— Я никого не насилую, Генри. Но мы можем сделать то, о чём мечтали, — мягко сказала я.

Генри молчал, переводя взгляд с меня на Эрика.

— Не говори, что ты не хотел… Не фантазировал о ней… Между нами… — сказал Эрик, глядя ему в глаза. — Что скажешь, Медведица?

А я не хотела ничего говорить. Встав с коленей Генри, я жестом показала, чтобы Эрик помог нам. Он положил одну руку Генри себе на шею, вторая легла на мои плечи. Мы оказались так близко, что стали дышать одним воздухом. Меня пьянил их запах, жар исходящий от их тел. И я поцеловала Генри, а потом Эрика. Мы лизали, и кусали друг друга так неистово и горячо, что от нас можно было прикуривать. Губы блестели от слюны, а языки не могли насытиться.

Не помня себя от страсти, мы оказались на подушках раскиданных по полу. В неверном свете мерцающих гирлянд я чувствовала себя на другой планете, на Пандоре, опасной, зловещей и такой притягательной. Постепенно зажатость Генри прошла, и он открылся моим ласкам.

Я чувствовала себя героиней фильма для взрослых, какого-нибудь безумного режиссёра. Когда накал страстей достиг предела, и я была готова на всё, оба любимых мужчины оказались во мне, разделяемые тонкой перегородкой плоти. Их члены двигались внутри, создавая ощущение наполненности. С каждым новым толчком экстаз становился всё сильнее и ярче. Казалось что вот он предел, пик, но я снова и снова поднималась на новую ступень своей персональной лестницы в небеса. Они кончили почти одновременно, наполняя меня своим семенем, заливая простыни соками любви.

Когда всё закончилось, и мы лежали на полу, потные и счастливые Генри спросил.

— Ты заранее это предвидел? Все эти лампочки, шампанское, это было не для нас с Ириной… Ты бы не успел…

— Ах ты чёртов Шерлок… — Эрик засмеялся. — Ну зачем ты всё портишь? — он взъерошил длинные волосы Генри. — Ты прав, это было для крошки Стеллы….

— Как? — воскликнула я, почувствовав укол ревности.

— Ну, а что ты удивляешься? — Эрик пожал плечами. — Девочка отсидела почти месяц ни за что. Да и надо было мне как-то снять напряжение вызванное тобой… — он сжал мою попку, и легонько шлёпнул по ней.

— Ты неисправим! — засмеялась я.

— Если ты думаешь, что я буду хранить верность только вам двоим, ошибаешься.

— Эрик… Ты серьёзно? — мне стало грустно, я почувствовала как на глаза навернулись слёзы.

— Всё по-честному, Медведица… Я такой какой есть. Но люблю я только вас двоих, это никогда не изменится… Моя любимая женщина, и мой лучший друг, так будет всегда.

— Откуда тебе знать?

— Ты — моя слабость, Медведица, и этот здоровяк тоже… С вами я становлюсь сентиментальным и романтичным, как подросток. Мне хочется кутаться в плед, пить какао, и смотреть "Грязные танцы" на повторе.

— Да уж… Вот это любовь… — засмеялся Генри, — расскажи кому.

Мне было так классно с ними двумя, спокойно, легко. Наконец-то дамоклов меч выбора перестал висеть над моей головой. Я могла просто наслаждаться моментом, поправ все принципы и мораль. Мне было плевать, что скажут люди, я впервые в жизни была по-настоящему счастлива.

— Может переберёмся в более комфортное место? — спросила я.

— Поехали домой… — предложил Генри.

— К вам домой? — спросил Эрик, и неожиданно его щёки залились краской.

— Ковсем намдомой, Эрик… — усмехнулся Генри.

— Ты на что намекаешь, Генри, старый ты пёс? — Эрик поднял бровь.

— Я предлагаю тебе жить с нами, вместе. Не вынесу, если Ирина будет сбегать к тебе. А так — ты всегда будешь под моим присмотром. Ирина, что скажешь?

В ответ я укусила сосок Генри, и звонко засмеялась.

— Конечно я за, спрашиваешь!

— Я не справляюсь с ней один… Она ненасытная… — Генри пожал плечами. — Это как пытка, будто мои яйца всё время в тисках, и их сжимают всё сильнее…

— Эй, не ври!!! — я толкнула его в плечо.

— Медведица, я охотно верю этому проходимцу. Знаешь, когда появилась ты, мне пришлось чаще ходить к своему кардиологу, — улыбнулся Эрик.

— Что вы из меня секс-маньячку делаете? — я обиженно выпятила нижнюю губу.

— Точно! А я думаю, кого ты мне напоминаешь… — засмеялся Эрик. — Это не твоё лицо во всех газетах? Разыскивается опасная трах-дива!

Он легко поднял меня с пола, и уложил на своё тело. Генри лежал рядом, поставив руку под голову. Я поцеловала одного мужичину, а потом второго. Их руки ласкали мою кожу, а языки и губы наполняли мой рот, и не было ничего во Вселенной более правильного, чем это. Но подсознательно я всё же боялась, что произойдет что-то плохое, не могла поверить в такое невероятное везение.

…

Но утром мираж не растаял. Мы провели ночь все вместе у нас с Генри дома. И как я не пыталась оставить Эрика за пределами нашей спальни и жизни, он всё равно в них оказался. Но не как вор, а как желанный гость. Они не ревновали меня друг к другу, после того, как мы вместе всё обговорили. Мы все были вместе, по своей воле, и при этом были свободны. Любовь как птица, закрой её в клетке и она рано или поздно разучится летать. Но если ты подаришь ей свободу и заботу, без претензий и требований, она каждое утро будет прилететь к твоему окну, и есть с рук.

…

Глава 22. ВМЕСТО ЭПИЛОГА, НАС ПРОСТО МЕНЯЮТ МЕСТАМИ

События этой главы могут вас расстроить. Если вы не планируете расстраиваться, воздержитесь от чтения.

Я заметила, что истории часто начинаются с пробуждения главного героя. Довольно просто представить этот момент начала нового дня. Легко передать эмоции с помощью описания одного лишь утра, чтобы создать завязку.

Этим утром началась моя новая жизнь. Звучит оптимистично, правда? Что-то новое всегда несёт нам надежду, свет, радость. Но мне предстояло начать новую жизньбез него. Вчера вечером не стало Генри. Его измученное сердце остановилось в 23:10, навсегда запомню это время и писк кардиографа.

Я держала Генри за одну руку, а Эрик — за другую. В палату вошли медсестра и врач, он констатировал время смерти, и принёс соболезнования. Пустые слова, никому не было жаль, что Генри ушёл, кроме нас с