— Чем когти смазал? — спросила она, наконец.

— Понравилось? — подмигнул Ебата. — Сам придумал. В замке крыс травили, вот я и смазал их кровью когти. По-моему, хорошо получилось. Ты едва дышишь, а на твоей старой морщинистой коже появится еще один шрам.

Взгляд Мораны был полон жгучей ненависти.

— Против своих же идешь, — прошипела она и плюнула в Ебату. Тот спокойно утерся.

— Вы — чужие! Мы прекрасно жили вдвоем, пока не явилась ты. За тобой пришли остальные. Из-за вас я вынужден скрываться и питаться не в замке, а на стороне.

— Глупец! Нельзя гадить в собственном гнезде. Да если бы не мы…

— Что тогда?

— Осиновый кол и костер. Неужели этого мало?

— Вампиры живут вечно!

— Ты даже этого не знаешь, — презрительно отозвалась Морана. — Надо же, выдумал: вампиры живут вечно! Что ты умеешь, кроме того, как лакать кровь и питаться падалью?! Твое лицо в язвах от солнца, кожа потускнела, глаза слезятся. Ты не умеешь сохранять и умножать собственные силы.

— Нам с князем этого и не надо, мы повелители мира!

— Слава князя — не твоя, — фыркнула Морана и пошла прочь. За ней устремились остальные вампиры. — Запомни, мы не способны выживать в одиночестве. Рано или поздно ты сам это поймешь, смотри, чтоб не было поздно.

В замок они вернулись в полном молчании.

Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам, и если отпали причины, побудившие его дать обещание.

Николо Макиавелли «Государь»

Всю дорогу барон Стратула и его жена молчали. Иванна, уловив напряжение между родителями, сначала пыталась их растормошить и помирить, но вскоре выдохлась: нет ничего глупее, чем быть шутом в мрачной компании.

В Тырговиште Иванна то и дело высовывалась в окно кареты, цепко улавливая все, что происходило на улицах столицы.

— Никто не смеется, — сказала она, наконец. — И никто не улыбается. Как странно… Интересно, здесь все злые?

— Да, с князем не посмеешься, — нехотя ответил Рацван. — Он тяжелый человек. Но не вини его, дочка. Князю тяжело пришлось: воевать с турками, не калачи печь. Для него самое главное — мир и порядок в государстве. Когда уж там смеяться?

— Из-за него думаю, что все валашцы — это людоеды или лесные разбойники, — запальчиво ответила Иванны.

Рацван испуганно зажал дочери рот:

— Никогда не смей об этом говорить вслух. Если мы и возьмем тебя на пир, то сиди и молчи, как подобает благонравной девице. Дракула не посмотрит, что мы его родня, мигом велит казнить.

— Неужели это правда, матушка?

Аргента невесело усмехнулась.

— Ты что, не веришь отцу? Про князя разное рассказывают. Где правда, где ложь, не сразу поймешь. Помнишь того торговца? — обратилась она к мужу. — С большим кошелем на животе?

— Да, он из Флоренции, кажется. Столько товаров вез, что покой потерял — боялся, что украдут. А когда в дороге рассказали про то, какие люди живут в Валахии, перепугался до смерти. Как только прибыл в Тырговиште, сразу же пошел к Дракуле с богатым даром и сказал ему: «Твое величество, судьба принудила меня проехать через страну, над которой ты властвуешь, со всем моим добром, добытым мной много летними торговыми делами в восточных странах. Твоя страна христианская. И чтобы не говорили на Западе, куда я теперь направляюсь, что христианина ограбили христиане, после того, как он уцелел от ятагана язычников, то я, преклоняя колени, прошу твое величество в милости виться надо мной и дать мне несколько слуг для охраны, пока я не уеду».

Аргента тихо рассмеялась под цокот копыт:

— Дракула горяч, как огонь, своим гневом мог и обжечь.

— Но он этого не сделал, — с невольным восхищением ответил Рацван. — А лишь нахмурил свои лохматые брови и сказал: «Держи твой дар, христианин. Я приказываю тебе отнести свое добро на любой пустырь, на любую улицу, на любой перекресток, который покажется тебе глуше и незаметнее, и там его оставить до утра без охраны, без присмотра. И если у тебя случится убыток, я — ответчик». То-то. Не до шуток торговцу стало. Приказ Дракулы на то и приказ, чтобы быть выполненным. Ибо в гневе ему удержу нет. Флорентиец так и застыл от страха. Но что делать? Пошел купец на дальний пустырь и положил кошель на самом видном месте, когда возвращался, по дороге встретились косматые мужики, по виду — самые настоящие разбойники. Спасибо господу, что не убили. Всю ночь торговец не спал из-за забот и волнения. Пришел в себя только на следующий день, когда нашел свое добро нетронутым. Смотрел он на него, и не верилось ему. Пошел он к Дракуле и сказал, что все добро он нашел в целости и похвалил наше княжество, говоря, что такого он не видел ни в одной из стран, через которые проехал, хотя и путешествует с молодости. «Сколько стоит подарок, что ты мне привез?» — спросил князь. Торговец колебался и тянул с ответом. Дракула настаивал. Узнав цену, он заплатил сполна и сказал: «Рассказывай везде, куда ты поедешь, что видел в моей стране». Такой вот у нас князь, дочка.

Иванна упрямо мотнула головой:

— Ты сам не веришь, только притворяешься. Про купцов много историй сказывают. На кухне у нас кухарка говорила, что прибыл в Тырговиште еще один купец. Услышал на постоялом дворе историю про флорентийца, да тоже понадеялся на слово княжеское, оставив все свое добро на ночь в повозке. А в повозке и двести дукатов лежало.

— Богатый купец оказался, если не побоялся такие деньжищи оставить.

— Так-то оно так, батюшка, но только кто-то все ж позарился на чужое. Вот и побрел бедолага к князю — справедливости просить. Цепеш тут же отдал приказ разыскать вора, а слугам повелел тайком подложить деньги жалобщику — двести один дукат. На следующее утро благодарный купец с удивлением сообщил Владу, что воры вернули ему на одну золотую монету больше, чем украли. Только вымолвил, как увидел, что давешнего обидчика уже успели казнить. «Если бы ты не сказал мне про лишний дукат, то попал бы на кол рядом с вором, — сказал ему Цепеш и отпустил с миром».

— И чем же ты недовольна, дочка? — удивился Рацван. — Для купца все хорошо закончилось.

— А зачем он людей проверяет, будто заранее плохое про них знает?

— Без этого нельзя, — нарушила молчание Аргента. — И не только князю. Если хочешь выжить, проверяй других: на любовь, на верность, на благочестие. И если твое доверие утрачено, наказывай, как можешь и как умеешь.

Иванна недоуменно моргнула:

— Разве можно жить, не веря никому и ни во что?

— Многие так живут. И не жалуются. Это как с платьем — если испачкалось, ты его сменишь, если порвалось — выбросишь.

— Странно, Е девочка облизала губы и уставилась на отца. — Разве ты бросишь матушку, если она обманет тебя? — спросила Иванна. С тревогой глядя на родителей. — И не простишь?