бал при дворе неизменно правила земельная аристократия. Собственниками обширных имений были граф И.И.Воронцов-Дашков с супругой (почти 299 тысяч десятин), генерал-лейтенант свиты граф А.А. Стенбок-Фермор (164,5 тысячи), члены министерства двора В.Л. Нарышкин (134 тысяч), князь Ф.И. Паскевич (107 тысяч) и граф А.Г. Шувалов с супругой (свыше 500 тысяч), начальник военно-походной канцелярии императора кн. В.Н. Орлов (68 тысяч), и многие другие[470]. В то же время во владениях многих крупнейших латифундистов, «приютившихся» у трона, имелись разнообразные промышленные предприятия. Так, родственникам члена императорской канцелярии И.П. Балашова помимо огромных угодий принадлежали заводы в Уфимской губернии; генерал-адъютанту свиты К.Э. Белосельскому-Белозерскому с супругой — горные заводы на Урале; индустриальные объекты имели те же Воронцов-Дашков и Шуваловы и т. д.[471] Однако все они, выкачивая деньги из предприятий, рассматривали эту свою собственность как инструмент для получения всевозможных казённых субсидий, а не как коммерческий актив, требующий постоянного развития. Близость к императору — вот ресурс, который с выгодой конвертировался в материальные блага, и поэтому придворные стремились создать вокруг государя «какую-то атмосферу благодушия». А ко всем социально-экономическим инициативам, с которыми выступало правительство, они относились примерно так: «чем скорее этот клин выйдет из потревоженной им среды, тем лучше»[472].

Для нашего исследования крайне важно сказать о том месте, которое придворная аристократия занимала в правительственном аппарате. По свидетельствам той эпохи, российская знать, как и ранее, предпочитала Военное и Морское ведомства, а также МИД и МВД. Многие губернаторы были выходцами из гвардии, особенно из элитного Преображенского полка: там числилось немало этнических немцев с русским подданством, которые и пополняли губернаторский корпус[473]. К примеру, тверским губернатором в последнее царствование стал гвардейский офицер Н.Г. фон Бюнтинг, чей отец был незаконнорождённым сыном германского императора Вильгельма I (т. е. Бюнтинг приходился кайзеру Вильгельму II двоюродным братом)[474].

А вот в экономическом блоке правительства титулованных особ было гораздо меньше. Хотя в литературе до сих пор (больше по инерции) считается, что и в последнее двадцатилетие империи все высшие должности в правительстве занимала аристократия, это нельзя признать правомерным. Чиновники, занимавшиеся финансово-экономическими вопросами, рекрутировались в это время уже не из родовитой прослойки, а из людей хоть и незнатного происхождения, зато получивших необходимую подготовку и продвинувшихся по карьерной лестнице; начало этому порядку положил ещё Александр III. Здесь, в отличие от придворных кругов с их упрощёнными «военными» взглядами, формировалась питательная почва для реформаторских идей, причём не столько просветительского, сколько практического плана. В этой среде преклонялись перед теми, кто достиг служебного положения благодаря личным качествам, и ненавидели тех, кто для возвышения пользовался своим происхождением или богатством[475]. Особенно подчеркнём ту подлинно демократическую обстановку, далёкую от церемоний и этикетов, которая здесь царила. Пожалуй, ни в одной из европейских стран министры не были так доступны для лиц, желавших их видеть, как в России. Любой мог обратиться к секретарю и получить аудиенцию в приёмный день без каких-либо рекомендаций[476]. Финансово-экономический блок, сформировавшийся в последнее царствование, отличался отсутствием черносотенных настроений, замешанных на антисемитских выпадах. Неприязненного отношения к еврейству не наблюдалось за исключением единичных случаев[477].

Отцами российской финансово-экономической бюрократии нового поколения стали Д.М. Сольский и Н.Х. Бунге, причём оба не принадлежали к аристократии. Им наследовала целая плеяда государственных чиновников, вышедших на первые роли уже в новом государственном формате, т. е. после 1906 года. В.Н. Коковцов, С.И. Тимашев, С.В. Рухлов, П.А. Харитонов, П.Л. Барк, А.В. Кривошеин, кн. В.Н. Шаховской, Н.Н. Покровский, С.И. Тимирязев, И.И. Новицкий, С.Ф. Вебер и др. составили управленческие верхи Минфина, Министерства торговли и промышленности, МПС, госконтроля. Из этого слоя Тимашева можно отнести к действительно родовитым дворянам (его род известен с XVI века), к тому же обладавшим большим состоянием[478]. (Интересно, что, занимая министерский пост, он отказался от пользования служебным транспортом и государственной квартирой[479].) Потомственным дворянином, землевладельцем (3266 десятин в Минской губернии) был товарищ министра финансов Новицкий[480]. Остальные не могли похвастаться ни знатным происхождением, ни богатством, включая земельную собственность. Семья кн. Шаховского давно обеднела, его родная сестра даже работала сельской учительницей[481], а он сам утратил связь с двором[482]; Коковцов, Харитонов, Барк, Покровский имениями никогда не владели, и главным источником существования для них стала служба, а родители Рухлова, Кривошеина вообще мещанского, крестьянского происхождения.

Все эти имена сегодня уже неплохо известны в литературе, тогда как о представителях финансово-экономической бюрократии среднего этажа мы осведомлены гораздо меньше. В каждом из перечисленных ведомств в начале XX столетия действовал костяк управленцев, который и нёс на своих плечах нелёгкий реформаторский груз. В Министерстве путей сообщения сложилась группа специалистов, прошедшая все ступеньки путейского хозяйства и прекрасно ориентировавшаяся в проблемах отрасли. Таковым по праву можно считать В.А. Иванова-Мясоедова, в течение многих лет входившего в комиссии по приёму железных дорог в различных частях страны. В 1895 году он назначен главным инспектором МПС, а через пять лет становится товарищем министра (ум. 1911)[483]. Специалистом высокого уровня был и Н.Л. Щукин, прошедший стажировки на железных дорогах ведущих стран Европы и США, с 1910 по 1916 год — товарищ министра путей сообщения, пользовавшийся огромным авторитетом в профессиональной среде, он часто выступал от ведомства в Государственной думе[484]. Сюда следует отнести П.Н. Думитренко, много лет проработавшего в эксплуатационных службах различных железных дорог, затем в центральном аппарате: с 1905 года начальник управления МПС, а с 1909 — товарищ министра[485]. Нужно отметить ещё одного товарища министра — И.Н. Борисова. За его плечами также большой путь в отрасли, руководящие посты в правлениях Полесской, Сибирской, Привислинской дороге, с 1910 года — начальник Среднеазиатской ветки, с 1914-го возглавил управление железных дорог МПС[486]. Согласимся, это управленческий контингент уже совсем иного, качества, чем при Александре II, когда один из его приближённых аристократов, очутившись в кресле министра путейского ведомства, интересовался, где находится Кострома и зачем туда проводить железную дорогу[487]. Высокий уровень управленцев начала XX века ярко характеризует и ещё один факт: после Гражданской войны названные специалисты-железнодорожники оказались востребованными уже в советских условиях. Они приглашаются на руководящие должности в Наркомат путей сообщения, возглавляемый Ф.Э. Дзержинским, а И.Н. Борисов становится ключевым заместителем наркома. Опыт и знания старых спецов помогли вновь запустить прекрасно знакомую им отечественную железнодорожную систему.

Во главе Государственного контроля с 1906 по 1915 год стоял П.А. Харитонов.