В эту минуту послышался голос Сердара, звавшего Раму, что избавило последнего от ответа на затруднительный для него вопрос генерала.

Ауджали вдруг бросился вперед и исчез за скалой.

— Мы пришли, не так ли? — спросил Сердар охотника за пантерами. — Это, кажется, тот самый грот, о котором ты говорил и откуда наш друг Боб еле выбрался.

— Это он, я узнаю его, — воскликнул генерал.

— Мне кажется, Сахиб, — отвечал Рама, — мы можем там поселиться на все время, какое ты найдешь нужным. Если я не ошибаюсь, шакалы вычистили все наше помещение.

Предположения охотника сбылись во всех отношениях; в троте не осталось ни малейших следов носорога. Животные стащили в кусты все до последней косточки, до рога включительно; там оставались только следы вчерашней битвы на почве, глубоко взрытой ногами двух колоссов. Ауджали был, видимо, поражен исчезновением своего врага и глухо ворчал, поглядывая на джунгли и как бы воображая, что тот вернется назад и вновь начнет битву.

Сердар решил отдохнуть в гроте до следующего утра с тем, чтобы на рассвете обсудить дальнейший образ действий; он попросил каждого из своих спутников обдумать хорошенько за эти несколько часов, как лучше поступить, чтобы терять как можно меньше времени на бесполезные споры.

Ауджали было приказано лечь поперек отверстия грота и оберегать сон своих товарищей, чтобы никому не нужно было дежурить по очереди. Одного присутствия слона было достаточно, чтобы держать хищников на далеком расстоянии. Сделав все эти распоряжения, Сердар собрал охапку сухих листьев, положил их в углу и улегся на них. В течение целой недели с тех пор как он прибыл на остров, этот энергичный человек не спал ни одного часа и если и держался на ногах, то лишь благодаря железной силе воли.

Нариндра и Сами тотчас же последовали его примеру, так как оба эти индуса разделяли с ним все его заботы; спустя несколько минут они уснули, что было слышно по их ровному спокойному дыханию.

У Барнета были свои собственные идеи относительно гигиены; он был убежден, что не следует ложиться спать с пустым желудком, а потому развел костер из сухого дерева и начал ту же операцию, что и накануне, причем ему помогал Рама, поддавшийся его увещеваниям. На этот раз уток на примитивном вертеле заменил молодой олень, и наши лакомки признались друг другу, что это еще лучше. «Утки отдают иногда болотом, что не всем может прийтись по вкусу», — прибавил Боб, утешая себя.

Какую странную ночь провели авантюристы в джунглях под двойной защитой скал и честного Ауджали! Едва успело зайти солнце, как со всех сторон мрачной долины поднялся странный и дикий концерт: тявканье шакалов, ворчанье ягуаров и пантер, жалобные крики крокодилов, могучие переклички диких слонов друг с другом раздавались до самого утра, иногда в нескольких шагах от спящих, которые бессознательно воспринимали эти звуки во сне, и им снились фантастические битвы, в которых сипаи и шпионы смешались в страшной сумятице со всеми дикими зверями в мире.

Всякий раз, когда эти крики раздавались поблизости от грота, слон глухо ворчал, не оставляя, однако, доверенного ему хозяином поста. Незадолго до восхода луны он начал выказывать все признаки сильнейшего гнева; молодой Сами, который только что проснулся, тихонько встал и подошел к нему, чтобы успокоить его. Ему показалось, что между скалами впереди грота проскользнула какая-то тень с очертаниями человеческой фигуры, которая удалялась ползком, и он хотел было сообщить об этом Нариндре, но видение это так быстро промелькнуло мимо него, что он подумал, что ошибся, и решил молчать, опасаясь быть осмеянным… Он стоял так целый час, стараясь проникнуть взором сквозь густую тьму, которая набрасывала непроницаемый покров на все предметы, и прислушиваясь к каждому шуму, доходившему извне… Но ему не удалось ни увидеть, ни услышать ничего такого, что подтвердило бы его видение, и он занял прежнее место рядом с маратхом.

На рассвете Сердар был уже на ногах и разбудил всех; это был час, назначенный им для совета, и он тотчас же без всяких предисловий открыл его.

— Вам известен, — начал он просто, — тот единственный вопрос, который нам необходимо решить: как выйти из долины, два доступных прохода которой бдительно охраняются силами, настолько превосходящими наши, что мы не можем вступить с ними в открытый бой, а между тем мы во что бы то ни стало должны выйти отсюда! Вчера я большую часть дня думал об этом и в конце концов остановился на одной мысли, которая кажется мне наиболее исполнимой; когда вы все изложите мне свои мнения, тогда и я скажу вам, имеет ли мое предложение преимущество перед вашими. Первое слово предоставляется обыкновенно самому молодому. Твоя очередь, Сами, сообщи же нам результаты своих размышлений.

— Я только бедный слуга, Сахиб, и какой совет могу дать в свои годы? Я взобрался бы на Ауджали и под защитой хаудаха попробовал бы пробраться через северный проход, который ближе всего к берегу Индостана, в одну из следующих ночей, до восхода луны.

— Это было бы недурно, будь оттуда всего несколько миль до Манарского залива, где крейсирует Шейх-Тоффель на своей шхуне и ждет, чтобы свезти нас в Индию. Но по выходе из долины мы должны будем пробежать шестьдесят миль до оконечности острова, и это во враждебной стране, вооруженной против нас. Не следует забывать, что все деревенские жители-сингалы — наши заклятые враги, которых англичане уверили, что в случае торжества революции индусы немедленно завладеют Цейлоном, чтобы силой заставить туземцев принять брахманизм… Впрочем, если ничего не придумаем лучше, попробуем и это. Твоя очередь, Нариндра!

— Я думаю, Сахиб, что нам следует расстаться и сегодня же вечером попробовать поодиночке пробраться через южный проход, хорошо всем нам известный, потому что это тот самый, по которому мы спускались сюда. В темноте мы можем пробраться ползком и тем легче, что местами он покрыт лесом, за которым легко скрыться; сипаи же не будут его особенно сторожить, потому что ждут, что мы выберемся через северный проход. Один за другим мы спустимся в Пуант-де-Галль, где найдем убежище у малабарцев, наших приверженцев, которые предоставят нам возможность перебраться на большую землю. Сами, которого никто не знает в Пуант-де-Галле, может остаться здесь дня на два-три вместе с Рамой-Модели, которого никто не подозревает в том, что он с нами, поскольку он был переодет. Они оба приведут потом Ауджали, которому тем временем вернется его черный цвет, так что никто из сипаев у прохода не признает его за слона, способствовавшего нашему побегу. Сами и Рама свободно пройдут мимо них как люди, только что охотившиеся в джунглях, чему поверят ввиду прежнего ремесла укротителя пантер, и никто не удивится, что они провели несколько дней в долине… Я сказал.

— Превосходный проект, — сказал Сердар, — и мы решим, быть может, принять его, только с некоторым изменением, о котором я вам скажу, если мы ни на чем другом не остановимся… Тебе слово, Рама!

— Я, собственно, присоединяюсь к плану Нариндры, но я всего лишь обыкновенный укротитель пантер; мне хорошо знакомы все хитрости животных в джунглях, но мозг мой не способен на какие бы то ни было соображения.