Сердар даже не обернулся. Маленький отряд приближался тем временем к болотистому озеру, где Барнет так счастливо охотился. На всем пространстве, которое было доступно взорам, нигде, ни на поверхности воды, ни в траве на берегу, не было видно ни одной даже головки чирка или утки.

Предположения рамы оправдались. Но маленький отряд ждал еще неожиданный сюрприз другого совсем рода: на расстоянии пятисот метров от грота, где должны были находиться останки носорога, вся земля была истоптана, точно тут в течение многих месяцев подряд толклось стадо баранов.

— Счастлив будешь ты, — сказал Рама-Модели своему путнику, — если найдешь хотя бы только рог твоего носорога… видишь, шакалы были здесь.

— Неужели ты думаешь, что в такое короткое время они сожрали весь труп?

— День и ночь!.. Они за это время могли бы съесть в десять раз больше… можешь быть уверен. Когда ты узнаешь, что по вечерам с захода и до восхода солнца по улицам Пуант-де-Галля разгуливают тысячи шакалов, то поймешь, сколько их здесь.

— Ты прав… я помню, что в Бенгалии, на улице Шандернагора эти животные съели за три часа целую лошадь, сломавшую себе ногу и оставленную там своим хозяином. Но ты сначала думал, как и я, что мы найдем жертву Ауджали в гроте, и сожалел поэтому, что она помешает нам поместиться там на ночь.

— Середины здесь никогда не бывает; шакалы, сколько бы их ни было, всегда все вместе совершают свои экспедиции и могли сегодня попасть случайно на противоположную сторону джунглей. Я и говорил так, потому что хорошо знаю их нравы. Труп животного мог остаться или нетронутым, или его не должно было остаться и следов, и я вижу теперь, что последнее предположение было верным. С другой стороны носорог этот мог жить в паре, и тогда переживший его, самец или самка, защищал бы тело своего спутника. Ты понимаешь, что в таком случае нам было бы опасно, несмотря даже на присутствие Ауджали, селиться в таком соседстве.

— Ты, видно, хорошо знаком с привычками обитателей джунглей?

— Все детство свое провел я в этом месте. Мой отец, принадлежавший подобно мне к касте укротителей пантер, поселился на Цейлоне, привлеченный сюда рассказами о долине Трупов, и здесь мы охотились на тигра, ягуара, пантеру, чтобы получить премию от правительства, или же брали детенышей, которых затем продавали факирам и фокусникам. Бывали годы, когда мы их набирали до двухсот, и все-таки здесь найдутся такие еще места, откуда, если туда проникнет кто-нибудь, вряд ли выйдет живым, — столько там встречается хищников даже днем.

— Какое опасное существование! Как это вас тут не съели еще?

— Мы забирали детенышей во время отсутствия матерей, да иначе и нельзя. Помню, как один раз мы уложили в мешок трех маленьких черных пантер, так недель около двух, и вдруг услыхали, что мать самым нежным ворчанием дает знать о своем возвращении. Детеныши отвечали ей из мешка… Времени терять нельзя было, иначе мы погибли бы. Мы стояли у самого баньяна; отец сделал мне знак, — и мы взобрались на дерево. Мы не бросили нашей добычи, но детеныши почуяли мать и принялись мяукать и ворочаться, как чертенята, в мешке; мать услыхала их крики и скоро заметила нас, несмотря на то, что нас трудно было рассмотреть среди густой листвы. Она прыгнула к дереву. Мы взобрались на ветки повыше; она за нами, и пропасть бы мне, не успей отец с необыкновенной ловкостью отрубить ей одну из передних лап. Она свалилась сначала с дерева, но у нее хватило силы взобраться опять назад. Подвигалась она, однако, очень медленно и отец отрубил ей вторую лапу. На этот раз у нее не хватило сил лезть наверх, но она стояла на задних лапах, прислонившись к дереву, где были ее малютки, и сердито ворчала. Мы вынуждены были подождать несколько часов, пока потеря крови не сделала ее безвредной, но она по-прежнему упорно держалась у дерева, с которого мы спустились по одной из нижних веток, не смея спуститься по стволу. Когда она увидела, что мы бежим от нее, она собрала последние силы и бросилась за нами, несмотря на искалеченные лапы. Но на полпути к нам она упала и отец ударом топора по голове кончил ее страдания.

— У вас не было ружья?

— Ни один туземец в то время не мог иметь ружья на Цейлоне.

— Как же вы охотились на взрослых?

— Мы рыли ямы в местах, куда ходит много этих животных, и покрывали их ветками, а потом, когда они ловились туда, мы убивали их копьями. Здесь в джунглях найдется тысячи две таких ям, вырытых отцом и мною за эти двадцать лет.

— Вы с ним только одни занимались этим ремеслом на Цейлоне? — спросил Барнет, в высшей степени заинтересованный этим разговором.

— Да, одни, и поэтому нас прозвали раджами джунглей. Почти все сингалы держат у себя поля, живут там и обрабатывают их. Земля плодородная, и они живут счастливо и в полном изобилии. Такая жизнь не делает человека мужественным, и ни один из них не посмеет провести даже одной ночи в этих джунглях, которые они прозвали долиной Трупов, хотя никто из них не подвергал себя здесь смертельной опасности и тут немного найдется человеческих останков… Отец мой уже умер, оставив нам с братом небольшое состояние, и я бросил свое ремесло, которым опасно заниматься одному, а мой младший брат не в силах вынести лишения и опасности такой жизни.

— Не во время ли избиения в Хардвар-Сикри погиб твой отец?

— Да, — отвечал индус, и глаза его сверкнули мрачной ненавистью, — он хотел окончить свои дни в родном городе и нашел там гнусный конец, ибо что может быть подлее, чем убить старика семидесяти пяти лет? Ни один из его родных не участвовал в восстании, и я примкнул к нему только после этого отвратительного дела… Ничто не может извинить такого преступления. Есть два человека на свете, которых я поклялся убить; это майор Кемпбелл, старший комендант Хардвара, и капитан Максвелл, который командовал этим ужасным избиением. Если бы Сердар не приехал на Цейлон, где ему нужны были мои услуги, я был бы в эту минуту среди индусов, осаждающих крепость, чтобы сдержать свою клятву, и брат был бы со мной. Как только мы ступим на большую землю, я сейчас же поспешу туда. Сердар обещал замолвить за меня слово Нана-Сахибу, чтобы двух этих людей выдали мне.

— Разделим их между собой, — живо перебил его Барнет, — Максвелла отдай мне; у нас с ним старые счеты, и я хочу предложить ему хорошую дуэль по-американски: карабин в руке, револьвер и охотничий нож у пояса — и вперед!

— Нет! С такими людьми не может быть дуэли, — сказал Рама с мрачным видом, — только медленной смертью среди ужасных мучений могут они искупить свои преступления.

— Постой! Постой, Рама! — запальчиво отвечал Боб, — мои счеты с ним старше твоих и начались за два года до восстания, когда этот негодяй выгнал меня из моего дворца в Ауде, а потому преимущество на моей стороне; впрочем, ты можешь быть уверен, что я не пощажу его, и если случайно, что, по-моему, невозможно, он убьет меня, то у меня останется утешение, что ты отомстишь за меня… Согласен, не правда ли? Уступишь мне Максвелла?