И с каждым взмахом темных сгустков становилось все меньше. За последним я гонялась чуть не по всему лесу, пока не сообразила заорать:

– Никл, подержи его!

Темный клубок остановился. Я рассекла его мечом, убедилась, что рассыпался и растаял, вложила меч в ножны и фыркнула:

– Вертлявый, зараза, попался!

Меня уже искал Вятич, пришлось откликнуться на его зов. Но, чуть не дойдя до дороги, где остановился сотник, я была вынуждена снова вступить в бой. Предупредил об опасности меня Никл, едва успела выхватить из ножен клинок. Нам пришлось погонять темный клубок между кустами, пока наконец я не врезала по нему мечом! Раздался дикий визг, словно я действительно убила ордынца. Но меня уже этим не испугать. Старательно покрошив бывшую нежить, как капусту, я оглянулась, ища, с кем бы еще сразиться.

Этот последний поединок заметил Вятич:

– А где заговоры?

– И так справилась!

Вятич стал что-то говорить, поворачиваясь в разные стороны света. Я не мешала, а прислушавшись, обратила внимание на то, что шум битвы стих, больше не звенели невидимые клинки, не билось железо о железо, никто не кричал и не стонал.

– Вуга, Никл, мы справились?

– Да.

– Со всеми или еще кто-то есть?

– Только свои.

– Своих поможете упокоить?

– Деревенские сюда не пойдут.

– Приведем. Только уже завтра, сегодня поздно. А потом вас отправим.

– Куда? – осторожно поинтересовалась тень ведьмы, довольно явно проявившаяся неподалеку.

– А куда ты хочешь?

– Только не в Яндекс!

Я чуть не заржала на весь лес, дался ей этот Яндекс!

– Куда сама захочешь, но только сначала помоги упокоить наших.

Мы выбрались из леса, и вдруг я почувствовала, что меня не держат ноги. Срочно требовалось присесть.

– Вятич, давай посидим немного…

– Устала носиться по лесу? Все сугробы перебрала. Говоришь, говоришь… кивает, кивает, а потом делает все наоборот. Сказал же, что они все сами к тебе выползут на дорогу, чего было гоняться по лесу?

– Ты хочешь сказать, что их можно было бить, стоя на дороге?

– Конечно, Никл-то тебе на что, он бы пригнал.

Я вздохнула.

– Зато согрелась.

От меня действительно валил пар, заметив это, Вятич потащил меня дальше:

– Держись за меня и пойдем, не то замерзнешь в снегу. Иди, иди, нельзя останавливаться, Настя.

От деревни нам навстречу уже бежали мужики:

– Ну… как?!

– Завтра пойдете хоронить своих.

– В лес?

– Там больше нет нежити, чужую мы перебили, а души своих успокоились. Надо всех захоронить и помянуть.

Тут кто-то углядел, что я никакая.

– Что с Девой?

– За вас билась с нечистью.

– Ранена?!

– Нет, обессилела.

– Щас, мы щас…

Через мгновение двое здоровенных мужиков уже несли меня к деревне бегом.

Потом была баня и долгие посиделки. Вернее, они были долгими не для меня. Я едва сумела после бани доползти до лавки и провалилась в сон.

Наверное, во сне я все-таки стонала, потому что сквозь дрему слышала успокаивающий голос Вятича:

– Тихо, тихо… все хорошо…

А вообще сон был хороший, потому что моя голова лежала на плече у Вятича, а он ласково гладил мои волосы и легонько касался рубца на щеке. Кажется, он вообще прижимал меня к себе. И, кажется, гладил не только волосы, но и плечи, спину и… то, что пониже спины! Он так вкусно пах – силой и надежностью, что я сама прижалась и даже обняла его. Кажется, дыхание Вятича стало прерывистым, а рука опустилась на мои ягодицы… Рука была крепкой и ласковой одновременно. И мне вовсе не хотелось сопротивляться этой силе или чтобы рука убралась, напротив…

Когда я проснулась, солнце стояло уже высоко, правда, об этом можно было догадаться только по яркому лучу, пробившемуся сквозь закрытое бычьим пузырем окно.

В избе никого, я одна. Осторожно потянувшись за лежавшей на соседней лавке рубахой и портами, я пыталась решить вопрос, как одеваться, встать или лучше сделать это прямо под медвежьей полостью, которой была укрыта.

На столе стояла крынка молока, под чистой тряпицей, видно, хлеб и еще что-то. Для меня? Вот соня, остальные уже ушли… Высунутая из-под шкуры нога сигнализировала остальному организму, что в доме по-утреннему холодно, печь уже остыла, а заново ее топить пока рано. Видно, хлеб в тот день печь не собирались, жаль, я бы свеженького хлебушка да с молочком…

Я вскочила, стараясь поскорее натянуть на себя одежку, и чтобы не замерзнуть, и чтобы не засекли в полуголом виде. Уже одевшись, я вдруг вспомнила ночные объятия и осторожно покосилась на постель. Мне снилось, что прижималась к Вятичу, или это действительно было? Ну ни фига себе! Ведь не пила вчера ничего. Надо же до чего битвы с нечистью доводят, не могу понять, то ли приснилось, то ли действительно спала с мужиком. Вернее, спала-то в буквальном смысле, потому как ничего большего не было.

Но плечи упрямо чувствовали его руки, а спина и… и что пониже спины – его ласку. И меня просто захлестывало желание испытать этот сон-явь еще раз. Чуть посомневавшись, я сладко потянулась и вдруг завела гребенщиковское:

– А вниз по Волге – Золотая Орда…

Услышав мои вокализы, в избу заглянула молодая хозяйка. Я, не в силах остановиться, продолжила, словно интересуясь у нее:

– Как пойдет таять снег – ох, что будет потом?

А как тронется лед – ох, что будет со мной?

– Не знаю, – пожала плечами женщина.

– Все будет тики-так!

– Как?

– Хо-ро-шо! Просто замечательно!

– Ага, твой муж так же сказал.

– Кто сказал?

– Муж твой, они уже в лес ушли.

Я взвыла:

– Без меня?!

– Ага, муж сказал, тебя не будить.

Так… значит, муж и не будить?! Сейчас я ему покажу, как воевать с нечистью без меня. Против «мужа» я, к собственному изумлению, ничего не имела.

Оделась моментально, схватила со стола кусок хлеба и метнулась в сторону леса. Там действительно стояла почти толпа, причем круг был явно распечатан, и деревенские вошли в лес спокойно, хотя и с опаской. Мужики рыли ямы отдельно для останков своих и монголов.

Вятич стоял посреди лесной дороги, о чем-то беседуя со старостой. Тот кивал, соглашаясь.

– Ты почему без меня ушел?