Тут я вспомнила:

– А где Веченега?

Женщина стояла у плетня и, прижав руки к груди, смотрела, как полыхает ее дом.

– Веченега…

Она дернулась, как от удара, метнулась, но голос Вятича (какой-то странный, почти незнакомый) приказал:

– Остановись. Иди сюда.

Женщина покорно подошла, встала…

– Вуги больше здесь нет, а ты в лес не пойдешь. Нежить мы успокоим без тебя.

Веченега кивнула. Вокруг нас уже собрались почти все жители деревни, я вдруг подумала, что они убьют женщину. Видно, об этом же думал и Вятич. Он заговорил громко, чтобы перекричать ревущее пламя догорающего дома:

– Мы знаем, что ты спасала деревню от нежити. Но ты не можешь справиться с ней сама. Теперь наша очередь, ведьма уничтожена, она погубила сама себя…

Инай рядом усомнился:

– Как это может быть?

Я фыркнула:

– Заговоры знать надо!

Не станешь же объяснять этому недоверчивому, что в тринадцатом веке на разбойников лучше всего действует обещание выколоть моргалы и превратить в дубовую колоду, а на ведьму – угроза задавить Интернетом! Может, и Батыю пообещать перевести его в 3D-формат, вдруг испугается?

Мне стало смешно, надо предложить Вятичу отправить Батыге послание с такой угрозой.

А вот Вятичу смешно не было. Он сумел объяснить соседям Веченеги, что та всеми силами старалась не допустить в деревню нежить, что сама эта нежить сюда так рвется, потому что это неупокоенные души погибших в лесу односельчан, что их надо завтра же похоронить.

– Да как же туда зайти-то?!

– А это уже моя забота. – Вятич оглянулся на меня и поправил сам себя: – Наша.

Меня деревенские уже уважали безусловно, они видели, как от моих проклятий загорелось нечто, что бушевало во дворе. Значит, я куда более сильная ведьма, чем та, которую сожгла. Я только головой покачала: а ну как они потом решат извести и меня заодно?

Веченега идти в чей-то дом отказалась, кивнула на хлев:

– Я там переночую.

– Ты не боишься, что явятся?

– Нет, кроме Вуги, никто не ходил. Теперь ее нет. Остальные не могут выйти из круга.

– А она почему могла?

– Вуга погибла вне круга.

У меня настроение было деловым и все еще воинственным, руки чесались уничтожить еще какую-нибудь нечисть. Видно, поняв это, Вятич потянул меня в дом к Инаю:

– Все, на сегодня сеанс уничтожения нечистой силы закончен. С тебя хватит.

– А с тебя?

– Пожалуй, и с меня тоже.

– Завтра продолжим?

– Настя, может, тебе вообще хватит?

Я остановилась и буквально впилась глазами в глаза Вятича, так было в Рязани, когда он меня нашел посреди трупов и окровавленного снега.

– Я могу что-то сделать?

– Можешь, только это опасно…

– Жить вообще опасно, ты не знал? Никто не выдерживает, все в конце концов помирают.

– Притащил на свою голову…

– И не смей отправлять меня обратно, пока я не убила Батыя и не уничтожила всю нечисть!

– Ну, про Батыя я молчу, а нечисть-то зачем? Она имеет право на существование, только нужно уметь прогонять ее от людей подальше.

– Согласна! Я даже согласна Батыя не уничтожать. Загоним нечисть в резервацию и Батыгу туда же, и порядок!

– Когда ж ты посерьезнеешь? Вроде уже даже воеводой стала, а в башке дурь, как у Лушки.

– Вятич, а из меня получилась бы ведьма?

– А разве это уже не так?

– Ну, нахал! Да я чиста, как… как…

Пока я придумывала, с чем бы себя белую и пушистую сравнить, сотник усмехнулся:

– Как зебра…

– Откуда ты знаешь, какая зебра?

– Полосатая лошадка? Мы договорились, что ты пока не будешь задавать лишних вопросов.

– Ты бывал в нашем мире…

– Нашем… вашем… мир един, Настя. И в этой его части я тебя очень прошу без моего ведома ни с какой нечистью не воевать и даже не общаться. Ты не знаешь законов этой части мира и можешь запросто пропасть. Не все испугаются обещаний привлечь на помощь Интернет или уничтожить информацию на файле.

Я окончательно уверовала в то, что Вятич может «ходить» в двадцать первый век, как к себе домой. Хотя куда домой, у него нет дома. Если был, то сгорел в Козельске, как и у меня, мы теперь с ним бездомные… С той разницей, что я в двадцать первый век ни вернуться, ни даже сходить не могу. И вовсе не потому, что меня не отправляют обратно, а потому, что сама туда не пойду, пока не убила Батыя. Упираться буду руками и ногами, держаться зубами, только бы не выпихнули. Вятич еще пожалеет, что притащил меня сюда.

Стало смешно, притащил, а теперь выпихнуть не может. Вятич внимательно вгляделся мне в лицо, то ли на нем все написано, то ли сотник тоже умел читать мысли…

– Что?

– Думаю о том, что ты меня притащил, а теперь обратно выпихнуть не получается.

– Что в этом смешного?

– А зачем ты меня вообще притащил?

Вятич чуть усмехнулся:

– Если останемся живы завтра, так и быть, расскажу.

– Если?! Да мы не имеем права погибать, пока не прикончили Батыя!

Почему-то взгляд Вятича стал жестким:

– Ты предлагаешь бросить деревню на съедение этой нежити?

– Ничего я такого не предлагаю! Я предлагаю выжить в борьбе с нежитью, потому как у нас не решена главная задача – убийство Батыя.

– У тебя, – уточнил сотник.

– А у тебя нет, что ли?

– Маньячка у нас ты, а я считаю, что вместо Батыя тут же найдется другая пакость, возможно, худшая, и все покатится дальше. Куда важнее запугать их так, чтобы к Руси приближаться боялись и поняли, что любой шаг на этой земле будет даваться трудно, дохода не принесет, зато грозит гибелью, причем бесславной.

– Кто бы спорил…

– Но для этого, ты права, завтра надо выжить самим. А поэтому ты сейчас внимательно меня послушаешь, но так, чтобы завтра это все не вылетело у тебя из головы, как вылетело при виде Вуги. Кстати, она нас там поджидает.

– Что?! Она же сгорела? Вятич, я сама видела, что она сгорела!

Я была в ужасе, неужели ведьмы не горят?!

– Сгорела, сгорела. Но это означает только то, что теперь она не может выйти из круга. Боишься? Я очень не хочу тебя туда брать, но у меня нет выхода, одному не справиться, мне нужна помощь.

– Боюсь, – я вздохнула, – но пойду. Не могу же я допустить, чтобы какая-то Вуга погубила моего Вятича!