Нынешний персоналистский политический режим – это авторитаризм с согласия подданных. Такая ситуация начала формироваться еще при правлении Бориса Ельцина, но достигла расцвета уже при Владимире Путине. В отличие от советского тоталитаризма здесь отсутствует сакральность, нет массового страха и принуждения, а есть своего рода негласный договор. Лидер в своих действиях опирается на реальную поддержку абсолютного большинства населения, но взамен это большинство дает ему мандат на фактически абсолютную власть. Лидер при этом обеспечивает внутреннюю стабильность и внешнюю безопасность; он способствует повышению уровня жизни большинства; он, наконец, позволяет гордиться за свою страну. Соблюдение Путиным условий такого общественного договора позволило ему находиться на вершине власти с 2000 года.

Персоналистский режим, естественно, тесно связан с личностью главы такого режима. Он может оставаться устойчивым довольно долго, если «первое лицо» располагает реальной властью над элитами и пользуется широкой поддержкой населения. Даже в этом случае, однако, передача власти от реально уходящего со сцены «первого лица» его преемнику может привести к политическому кризису и последующей смене режима либо к хаосу. «Долгожитие» одного конкретного лица в Кремле, даже если оно будет регулярно переизбираться на свободных выборах, может в конце концов завести страну в ловушку, из которой не будет легкого выхода.

Во избежание такой ситуации и ее как минимум неприятных последствий необходимо без промедления закладывать основы будущего политического режима, в котором «самодержцем» будет выступать не конкретная личность, а сама нация, т. е. корпус граждан, объединенных общим делом, избирающий и контролирующий государственное управление. В 2010-е годы уже не нужно создавать для этой цели формальные институты: они закреплены в Конституции и законодательстве Российской Федерации. Необходимо отказываться от симулякров и наполнять эти институты реальным содержанием.

Следующий логический шаг в политическом развитии России – это переход к законоправию, т. е. к ситуации, когда даже при сохранении политических ограничений основой для действий власти является закон, одинаково обязательный для всех. Для всех будет лучше, если этот шаг будет сделан в рамках эволюционного сценария.

Социальное развитие российского общества естественным образом идет в направлении становления суверенитета нации. Замена персоналистской субъектности суверена на национальную зависит от скорости становления российской гражданской нации. Между понятиями «гражданин», «гражданская нация» и «демократия» существует теснейшая органическая связь, и эта связь – корпус людей, сознающих себя гражданами, способных и готовых разделить ответственность за общее дело, которое включает, помимо многого другого, также вопросы обороны, безопасности и внешней политики. Соответственно, деликатные вопросы контроля над силовыми структурами и внешнеполитическим комплексом относятся к проблематике становления как демократии, так и гражданской нации.

В современной теории международных отношений все государства-субъекты таких отношений являются равноправными по отношению друг к другу. Реальный мир, однако, иерархичен. В Совете Безопасности ООН только пять государств – постоянных членов Совета обладают правом вето на его решения. В НАТО всего один лидер. Иерархия наглядно проявляется в ежедневной дипломатической практике США, где президент физически не может напрямую общаться с лидерами всех государств, у которых есть дело до Америки, и отряжает на второстепенные и третьестепенные направления чиновников соответствующего ранга: вице-президента, государственного секретаря или даже заместителя главы дипломатического ведомства, которые общаются и ведут переговоры от имени США с главами других государств и правительств.

В сознании россиян идея суверенитета тесно связана с идеей суверенного равенства – не формального, теоретического, а реального равноправия, причем с наиболее сильными на данный момент государствами мира. Наряду с этим россиянам свойственно стремление добиваться признания в возможно короткие сроки. В начале XVIII века Россия только появилась на европейской политической арене, а уже во второй половине столетия канцлер Безбородко хвалился тем, что «без нас ни одна пушка в Европе выстрелить не могла». Это было несомненным преувеличением, но амбиции поднимавшейся империи екатерининский вельможа выразил точно.

Это можно было бы назвать российским «комплексом равноправия» с ведущей мировой державой. В этом отличие России от других стран – Великобритании, Франции, Германии и Японии, которые, проиграв соревнование за первенство, присоединились к победителю (или союзнику) и восприняли новый пониженный международный статус. Россия, напротив, при очевидном неравенстве с США категорически настаивает на равноправных отношениях. Даже в 1990-х годах, когда это правило временно не действовало, Москва стремилась если быть принятой в НАТО – так без очереди, если участвовать в совместных миротворческих операциях (например, в Боснии и Герцеговине[84]) – так на привилегированных условиях, отвоевав себе позицию замглавкома НАТО (впоследствии это было признано недопустимым умалением российского суверенитета). В тот период Россия пыталась добиться компромисса – признать за США «старшинство» (статус), но не «начальственное положение» (право приказывать).

В начале XIX столетия Российская империя была официально признана одной из пяти великих европейских (и, соответственно, мировых) держав. На Венском конгрессе 1814–1815 годов и затем во главе «Священного союза» континентальных монархов Александр I стремился играть роль главного устроителя европейского порядка, основанного на принципе монархической легитимности. Его брат и преемник Николай I был де-факто гегемоном континентальной Европы, на время поставившим две другие великие державы, Австрию и Пруссию, в подчиненное положение по отношению к России[85].

В середине и второй половине ХХ века Советский Союз был одной из трех ведущих держав антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне, одним из пяти постоянных членов Совета Безопасности Организации Объединенных Наций с правом вето и одной из двух сверхдержав, фактически решавших судьбы мира в период холодной войны. Символом удовлетворительного решения мировых проблем на основе баланса интересов великих держав в России считается Ялтинская конференция глав СССР, США и Великобритании, состоявшаяся в феврале 1945 года[86], на которой были очерчены контуры послевоенного устройства Европы.