ломкими, легко выпадают или отламываются, на шкуре появляется много плешей, которые образуются из-за личинок слепней, живущих под ней.

Стойбище из чумов

Мы двигались на юг в течение девяти дней. Утром последнего дня была сносная погода, но термометр, столбик которого поднялся достаточно быстро, предвещал снегопад, а когда мы пустились в путь, он всего лишь стоял на отметке –18°. Тем не менее день оказался совершенно не теплым. Уже в полдень разбушевался сильный буран (снежный шторм), который поднимал снег в воздух и крутил его вокруг нас. Я с трудом мог держать глаза открытыми, даже когда поворачивался спиной к ветру. Было трудно дышать, еще более мучительно, чем под плотной маской, в которой ты протанцевал несколько часов, – ощущение было, как будто лицо очень плотно окутано сеткой в душный летний день. Олени шли, склонив головы. Войче ехал впереди обоза. Я попросил его остановиться, но он решил повременить, высматривая прикрытие для чума. Начало темнеть, на открытой, ровной снежной поверхности, на которую валил снег, ничего не было видно. Стало совершенно темно, когда мы наконец-то доехали до очень холмистой местности. Мы потратили огромные усилия, чтобы поставить чум. К моему удивлению, он выдерживал сильные порывы ветра. Было очень неприятно укрывать свое тело меховыми шкурами, мокрыми от растаявшего в теплом чуме снега, – ими накрываются ночью вместо спальных мешков, которые неизвестны к западу от Енисея. На следующий день мы выехали и продолжали путь, пока в полдень не доехали до реки, на берегах которой рос небольшой лес. На следующий день погода улучшилась. Я вышел с Высико на лыжах на поиски белок. Мы долго следовали по берегу реки в южном направлении. Старый услужливый юрак обстукивал своим топором приглянувшиеся ему высокие и тонкие стволы сосен, но пользы от этого не было никакой – не показалось ни единой белки. В снегу было полно следов зайцев и куропаток. Однако мы хотели поохотиться на белок, но поскольку так их и не увидели, то вернулись обратно в чум, не делая попыток охотиться на других животных. На следующий день, когда Войче выехал на охоту, ему посчастливилось подстрелить самца оленя. Я потерял терпение, но у меня не было никакого тунелатте («ружейной дощечки»), а без нее аборигены не могли и подумать, чтобы выходить на охоту. Рано утром следующего дня, пока звезды еще ярко светили на небе, мы с Высико отправились в лес, чтобы свалить там самое толстое дерево, которое смогли найти. Мы отрубили часть его корня и вытесали тунелатте, которое должно быть 1,25 дюйма в толщину и около 1 сажени в длину с широкой серединой и узкими концами. Эта доска используется для охоты на оленей. Когда охотник находит в открытой тундре оленя, он надевает пару ручных лыж, покрытых белой шкурой, и облепляет тунелатте снегом с лицевой стороны, которая полностью изрезана. Затем он ложится пластом на землю и двигается, держа перед собой эту дощечку, по направлению к добыче, которая ни о чем не подозревает и часто не обращает внимания на приближающийся белый предмет, что позволяет охотнику подойти на расстояние выстрела. Посередине тунелатте находится отверстие для дула. Сама дощечка достаточно высокая и может скрыть охотника, распластавшегося на земле, но для пущей гарантии он еще накидывает на себя белую шкуру.

Вечером тунелатте было окончательно готово. Но на следующий день был мороз 51 °R, ясная и солнечная погода, идти охотиться было слишком холодно. Тогда Войче предложил нам проехать некоторое расстояние в тундру и принести животных в жертву духам.

(12) 24 марта еще стояли морозы, поэтому на охоту мы так и не поехали. 25 марта Войче выехал один. Мы же с Высико отправились на санях, запряженными четырьмя оленями, на юг к Тидды-удда (река Кедровая), где мы надеялись найти белок, но нас опять ждало разочарование. У Кедровой мы увидели бурую росомаху, которую мне удалось подстрелить для разнообразия. Снег под кустами, которые местами окаймляли обширные заросли кедровника, а также росли вдоль речных проток, был покрыт многочисленными следами зайцев и куропаток. Между тонкими, высокими кедрами виднелось несколько достаточно больших погнутых елей. Летом это место с его лесом, изгибами реки, высокими склонами, гребнями и округлыми расселинами должно быть особенно привлекательным. Если бы не было такой беды, как комары, я желал бы провести здесь как-нибудь осенью в маленькой охотничьей хижине медовый месяц с красивой женой, увлекающейся охотой.

Когда стемнело и мы устали от беспрестанного катания на лыжах, мы с Высико вкопались в снег в месте, где стояли на привязи олени. В этом «куропаточьем гнезде» было относительно тепло, но когда мои ноги намокли, они неизбежно начали мерзнуть. На следующий день по возвращении в чум я серьезно обморозил лицо – между прочим, то же самое случается со многими аборигенами, чьи лица почти полностью покрыты красной коркой, которая появляется из-за обморожений. Вечером пошел снег, однако мои опасения, что Высико заблудится, оказались беспочвенными. В сумерках он вывел наши сани к чуму. По пути назад мы видели свежие следы диких оленей. У Тидды-удда из птиц помимо куропаток мы увидели синиц двух видов, дятлов и одного ворона.

(18) 30 марта. Не приняв никакой еды или питья – аборигены почти всегда выезжают утром из дому, «соблюдая пост», – мы отправились на оленью охоту: Войче на одних санях, мы с Высико – на других. Термометр показывал –33 °R. Мы продвигались вперед в разных направлениях по пустынной, открытой тундре, проезжая между зарослями лиственницы. Там, где в тундре встречались низкие округлые холмы, мы иногда задерживались, чтобы изучить местность, и забирались на одиноко стоящую лиственницу, откуда можно было лучше обозревать находящуюся поблизости равнину. После полудня Войче остановил свои сани, повернулся к нам и прошептал: «Илипче!» («Дикий олень!») Мы все сошли с саней, и в глубине тундры, куда указывал Войче, я увидел рога оленя, который отдыхал на снегу. Мы укрылись за близлежащим холмом. Облепив тунелатте снегом и установив его, Войче пополз по направлению к оленю. Он мог бы приблизиться на 500 шагов, но олень заметил движение дощечки. Несколько мгновений он пристально смотрел на этот белый предмет, а затем беспечно повернул голову в другую сторону. Юрак старался лежать спокойно, пока олень на него смотрел, а когда тот отвернулся, начал снова приближаться. Охотник подошел очень близко, когда олень, видимо, на всякий случай решил подняться и удалиться. Он встал на ноги, с наслаждением вытянул свое худое тело вверх и сделал