и прижалась ухом к моему сердцу. — Хочешь, я закажу еду в номер?

— Пока нет, — я схватил простыню, накинутую на её тело, и стянул её, а затем сделал то же самое со своим полотенцем. — Счастливого Рождества, Клео.

Она встала на носочки и улыбнулась мне в губы, проведя рукой по моему бедру.

— Счастливого Рождества, Остин.

Это было то, что мы никогда не забудем.

* * *

— Я думаю, что нам стоит сюда вернуться, — сказала Клео, оглядывая холл гостиницы «Элоиза». Улыбка на её лице не сходила с лица всё утро. Когда мы вместе принимали душ. Когда мы собирали вещи. Когда мы выезжали из номера 410. И сейчас, когда мы ждали автобус отеля, чтобы отвезти нас в аэропорт.

— Мне нравится Куинси, — она прислонила голову к моему плечу. — Может быть, мы могли бы сделать это ежегодным. Мы могли бы приезжать сюда каждое Рождество.

— Каждое третье.

— Каждое второе, — возразила она.

Я бы приезжал сюда каждую зиму и отмораживал себе задницу, если бы она этого хотела.

— Каждое четвёртое.

— Компромисс так не работает.

Я усмехнулся.

— Я буду дарить тебе каждое третье Рождество с летними поездками между ними.

Она протянула руку.

— Согласна.

Я взял её руку и поднёс костяшки пальцев к губам, как раз, когда подъехал автобус. Мы вернёмся в Куинси, в этом я не сомневался.

Я был обязан этому городу, этому отелю, своим будущем.

Я был обязан Куинси за Клео.

ЭПИЛОГ

Клео

Два года спустя…

— Это не то, о чём мы договаривались, Остин.

— А вот и то.

Он держал руки на бёдрах, стоя напротив меня на кухне пекарни.

— А вот и нет.

Я покачала нашего сына на своём бедре и сделала успокаивающий вдох.

— Ты сказал шоколадный.

— Я сказал ванильный.

— Нет, не сказал.

— Я сказал, детка. Я сказал ваниль.

Он взял один из моих шоколадных кексов из коробки и провёл пальцем по глазури. Медленная ухмылка расплылась по его лицу, когда он слизал её.

— Но я возьму их в офис. Ребята съедят их.

— Ты лжёшь…

Я потянулась к тряпке на стойке, готовая бросить её ему в лицо, но Остин оказался быстрее. Он выхватил её прежде, чем я успела её схватить.

Шон ворковал, прежде чем засунуть кулак в рот, покрыв слюной костяшки пальцев.

Я подошла к холодильнику, распахнула дверцу и достала один из его прорезывателей. У него ещё не прорезались зубы, но он любил засовывать в рот всякие предметы, и я предпочитала продезинфицированные игрушки его пухлым пальчикам. Я протянула ему кольцо и вытерла его кулак.

Пока я заботилась о нашем сыне, Остин поглощал кекс, который я испекла специально для его матери.

Она работала в Рождество, и Остин хотел принести ей сегодня что-нибудь сладкое. Сладкое — это то, в чём я блистала, поэтому я пообещала позаботиться об этом, приготовив полдюжины шоколадных кексов, без посыпки и начинки.

Именно это он и попросил, о чём я ясно помнила, потому что это были его любимые кексы. Я должна была догадаться, что он что-то задумал, чтобы получить дополнительные кексы. Мы были так заняты подготовкой к праздникам, что за последние две недели я не принесла домой ни одного из его любимых кексов.

Дверь на кухню открылась, и вошла Бринн.

— Фух. Я только что перевернула табличку и заперла дверь.

— Спасибо, — я улыбнулась ей. — Сегодня было сумасшествие.

Из-за предновогоднего ажиотажа, которого мы ожидали, мы были заняты весь день. Мы почти исчерпали все запасы на витрине, хотя, к счастью, там было много ванильных кексов, которые я могла украсть для мамы Остина. Мой муж хранил шоколадные кексы для себя, потому что он ни за что не поделился бы ими со своей командой. На этой неделе он пробегал две лишних мили каждый день, только чтобы съесть все шесть кексов.

— Не могла бы ты собрать коробку с шестью ванильными кексами до того, как уедешь домой? — спросила я Бринн.

— Без проблем.

Она подошла ближе и пощекотала ногу Шона.

Я могла бы сама уложить кексы, но пока не хотела отпускать Шона. Он был дома с Остином весь день, пока я была на работе, и я соскучилась по нему.

В три месяца Шон уже был миниатюрной версией Остина. У них были одинаковые тёмные волосы и кофейно-коричневые глаза. Нос Шона больше походил на мой, но он был маленьким, и кто знал, как он изменится по мере роста.

— Как он сегодня? — спросил я Остина.

— Хорошо, — он слизал последний кусочек глазури со своего большого пальца, а затем выбросил обёртку от кекса в мусорное ведро. — Мы ничего особенного не делали. Он играл в своей коляске, пока я тренировался. Потом мы вздремнули. Сегодня он какой-то суетливый, и у него насморк. Может быть, он простудился.

— Бедный малыш, — я поцеловала его в макушку. — Давай используем это как предлог, чтобы пораньше уйти с вечеринки.

— Я не против.

Сегодня вечером мы собирались в дом моего отца на его ежегодное празднование Сочельника. Меньше всего мне хотелось наряжаться после работы в пекарне с четырёх, но папа умолял нас приехать.

Мама Остина приедет к нам домой, чтобы провести вечер с Шоном, а завтра у нас было тихое рождественское утро в нашем доме, прежде чем все придут на ужин, чтобы отпраздновать первое Рождество ребёнка.

Единственное, чего я с нетерпением ждала сегодня вечером, — это увидеть Остина в костюме. Он был великолепен в любом одеянии, но в его чёрном костюме я из-за всех стараюсь держать руки при себе, пока мы не вернёмся домой.

То же самое было и в день нашей свадьбы. По дороге из церкви на свадебный приём мы занялись сексом на заднем сиденье нашего лимузина, скрытые от водителя ширмой, потому что я не могла устоять.

Мы поженились в прошлом году, за неделю до Рождества. Церемония была простой и элегантной. Моя мачеха, конечно, хотела устроить экстравагантную вечеринку, но мы обошлись небольшой церемонией и приёмом. Потом мы избежали праздничного безумия, потому что Остин увёз меня в Куинси на медовый месяц. Мы попросили остановиться в том же номере и пять дней подряд заказывали еду в номер, редко покидая кровать.

Он обрюхатил меня в том номере.

Я обогнула стол и подошла к Остину.

Он обнял меня за плечи и притянул к себе.

— Устала?

Я кивнула и хмыкнула, прислонившись к его широкой груди.

— Да. Я действительно не хочу идти на эту вечеринку сегодня.