Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я довольно улыбнулась и прикупила несколько булок у ближайшей торговки. На пробу. А потом быстро покинула ряды. Нужно торопиться к старосте.
Под резвый цокот лошадки я разломила круглый хлебец. Пах он довольно приятно, даже пропечён был, но на вкус что-то среднее. Не понимаю в чём дело, но почему тут всё какое-то квёлое и обильно посыпанное частицей «не»?
Не особо вкусный хлеб, не особо хорошо вымешенное тесто – вот и комки муки попадаются, недосолённый какой-то. Да что тут не так?
Попробовала булку. Опять «не»! не достаточно сахара, масло зажопили явно, молоко заменили водой, тесто не дорасстаивали – булки плотные слишком.
Понятно. Лепят, как попало, с присказкой – горячее сырым не бывает. Никакой культуры приготовления еды.
Могу сказать одно. Золотое дно я нарыла. Тьфу-тьфу, не сглазить бы.
Извозчик остановился возле ветхого крыльца избы старосты. Я слезла с повозки, поправила причёску и спросила:
— Дон Николо, как я выгляжу?
— Как цветок, светлая дона. Такие в герцогском парке растут, — извозчик снял шляпу, пригладил растрёпанные волосы и пояснил, — дерево такое неказистое, а вот цветы хороши. Белоснежные фонарики, вот, что облака на небе в погожий день, а из них красные серединки виднеются. Хороший цветок. Нарядный.
— Спасибо, дон Николо. Давненько мне таких комплиментов не делали.
Я улыбнулась, подхватила сумку и поднялась по ступеням наверх. Трижды стукнула в дверь и вошла, не дожидаясь приглашения.
Филиппе сегодня отсутствовал. Зато староста восседал на своём месте и усиленно работал. Вокруг него выстроились стопки бумаг, какие-то прошитые книги, канцелярской наружности, чернильница с торчащим пером, печати.
Староста отреагировал на звук отворившейся двери и поднял голову.
Я злорадно отметила цветущий синяк и грустную физиономию старосты.
— Чего изволишь, дона? Видишь, занят я. Говори быстрее и иди.
Он пялился на меня, нетерпеливо дёргая усами и я поняла, что старый пень меня не признал!
Борясь с секундным желанием притвориться другим человеком, я подошла к столу старосты и уселась на табуретку.
— Добрый день, как ваш синяк? А где Филиппе? С ним всё в порядке? Герцог не сотворил беды?
Староста моргнул, вгляделся и отпрянул от стола.
— Ведьма! Опять пришла меня пытать? Мало тебе было? Ущербу нанесла на добрый золотой, репутацию грязью покрыла, перед герцогом посрамила! Ух, ведьма!
Я улыбнулась. Помнит меня. Молодец, хорошая память.
— Приношу свои искренние извинения. Помнится мне, я вас перед герцогом не срамила, а, напротив – в защиту выступила.
— Выступила, — фыркнул староста, но стал немного миролюбивее на вид. Во всяком слуучае придвинулся к столу и взял в руки ближайшую бумагу, — ладно, иди уже, женщина, работать мне надо. Герцог вишь сколько бумаг навалил. Всю налоговую отчетность проверять заставил. За три года!
— Ох, герцог суров, — я покачала головой, — а где Филиппе? Почему он вам не помогает?
— Сослали его…
— Куда?
— На рынок. Подсчитывать приходящий товар. Мне теперь одному отдуваться приходится. – староста потрогал синяк под глазом, — ещё и подарочек твой болит. Всё-таки ведьма ты.
— Знаю я чудесное средство от синяков. Нужно приложить что-то холодное и круглое. Боль снимается на раз. И душа лечится. – я нырнула в сумку и вытянула золотой.
Встала, наклонилась над столом и приложила монету к повреждённому глазу.
Староста перехватил золотой, глянул на него, прижал на секунду к синяку, а потом ловко спрятал в карман.
— Знаешь, дона, и впрям полегчало, — довольно проговорил он, — говори, с чем пришла.
— Да вот, налоги оплатить, выяснить по поводу девочки и место на рынке получить. Хлебушек печь и продавать буду.
— Налоги это хорошо. По какому поводу оплата? – деловито осведомился староста.
— Продала тут кое-что. Драгоценности свои. Дону Михаэлю.
Староста вытянул прошитую книгу, раскрыл её и начал писать, временами задавая уточняющие вопросы. Заполнив нужные строчки, староста повернул книгу ко мне и протянул перо. Я расписалась и выложила на стол сотню блестящих кругляшей.
По поводу Алиски сговорились быстро. Она попадала под мою опеку, о чём тут же была выдана справка с пояснением. Окончательное заверение нужно будет сделать у властительного хозяина всего острова – сиятельного герцога Диего Орридо. Староста заверил, что особой сложности это не составит. Герцог будет рад, что сиротка обретёт семью.
С местом на рынке тоже всё устроилось лучшим образом. Староста пообещал выделить самое хорошее место. Условились, что через четыре дня я принесу ему товар на пробу и он отведёт меня на рынок, познакомиться с соседками по торговому ряду.
Довольные друг другом мы раскланялись. Я отправилась к выходу, чтобы тот час поехать к герцогу. Но выйти из избушки старосты я не успела.
Дверь распахнулась и в избу ввалились двое. Какой-то представительный мужчина в военной форме и давешний молочник, которому я помогла избавиться от пяти литров свежайшего молока.
Я ослепительно улыбнулась и попыталась бочком свалить от греха подальше. Чую, ждут меня неприятности.
Но сбежать я не успела. Молочник выпучил на меня глаза и завопил не своим голосом:
— Так вот же эта дона, держите её!
Я остановилась, лучезарно улыбаясь, представительный мужчина обернулся и крякнул, а староста схватился за голову и медленно сполз под стол, причитая:
— Ой, чего сейчас будет!
*************************************************
Так, по мнению автора, выглядит Алиска - помытая, причёсанная и в новой одежде.))
Глава №12
Глава 12
Чё будет? Кажется, назревает маленький «лё скандаль». Вот зачем он мне сейчас? Только-только всё уладила со старостой, даже путь наметился удачный и на тебе, Светлана, пуд веселья на пятую точку. Нет, так дело не пойдёт. Нужно всеми путями избежать даже маленького скандала. Боюсь, в этот раз и золотым не отделаюсь. Припаяют статью за бунт и нападение на должностное лицо, в лице старосты и неизвестного мне представительного мужчины, и поедешь ты, Светочка, в ссылочку.
В голову бумкнуло. Очень вовремя вывалился очередной закон, впаянный в моё сознание: «злостное нарушение правопорядка карается штрафом в три тысячи золотых и изгнание в песчаные отмели».
Что ещё за отмели? Ладно, потом выясню.
Я, продолжая лучезарно улыбаться, шагнула к молочнику и радостно пропела:
— Да вот же этот молочник, приятной наружности. Только что говорили о вас, дорогой друг. Староста не даст соврать. Правда, ведь, староста? – я обернулась к старосте и подмигнула. Надеюсь, поймёт.
Староста почуяв,