доверился мне или кому-либо из добрых знакомых, то всех нас постигла бы страшная участь, ибо за этим сокровищем стоят темные силы. Кенжи уверовал, что золото может дасться в руки лишь человеку пришлому, человеку другой веры. Поэтому, добавил Кенжи далее, мне лично он больше ничего не скажет, ради моего же покоя и покоя моих родственников… Но если ему удастся сделать себе новое лицо и жениться, то он впоследствии облагодетельствует весь поселок, поскольку будет уверен, что чары злых сил развеялись. В Нукусе я поговорил со знакомым врачом-психологом, и тот сказал, что это мания, вызванная сильным стрессом после неизлечимой травмы, усугубленная навязчивым желанием вернуть себе утраченную внешность, — улыбка вовсе исчезла с лица Амангельды. Он вздохнул: — Да, в тот период я искренне верил, что Кенжи — тихий сумасшедший. Теперь вижу, что ошибался, — неожиданно заключил мой собеседник.

— Что заставило вас переменить свое мнение?

— Те события, которые произошли в Казахдарье вскоре после вашего визита.

В этот момент у меня возникло ощущение, что сейчас я услышу нечто необычное.

— В один из дней, вскоре после вашего отъезда, Кенжи отправился куда-то на своем мотоцикле. Вернулся много часов спустя в страшном волнении. На нем не было ни плаща, ни шляпы, без которых он никогда не появлялся перед людьми. Бинты, которыми он маскировал свое лицо, наполовину размотались. Мотоцикл он бросил посреди площади, а сам принялся бегать кругами, комкая какой-то лист бумаги и выкрикивая: “Дейгиш! Дейгиш! Я знаю, его накликал джинн!” Его пытались успокоить, но он продолжал кричать, не узнавая никого из односельчан. И тогда все поняли, что этого человека охватило настоящее безумие, и что надо срочно везти его в больницу, в Чимбай…

— Дейгиш? — переспросил я. — Что означает это слово?

— Нужно родиться в наших местах, чтобы понимать, что такое дейгиш, — ответил мой собеседник. — Дейгиш — это процесс разрушения берегов Амударьи. Вы, наверняка, знаете, что река течет в глинистом русле и сама несет много тяжелой глины. Пласты глины вдоль берегов размягчаются, становятся податливыми и, наконец, сами текут, как вода. Многотонные глыбы земли с грохотом рушатся в воду, среди быстрых волн кружатся и старые коряги, и цветущие фруктовые деревья. В мутный поток сползает целый участок берега вместе с дамбами, садами и постройками, и река, всё еще могучая, уносит его прочь, в открытое море. Это и есть дейгиш.

— Следует понимать, что Кенжи спрятал клад где-то на берегу Амударьи, а река вдруг унесла весь этот берег вместе с кладом? — предположил я.

— Похоже, что так. И это сделало его истинно безумным.

— А что за бумагу он комкал в руках?

— Это была схема, на которой он обозначил место нового тайника. Впрочем, теперь ценность этой бумажки невелика. Если хотя бы часть монет и задержалась у какой-нибудь коряги, то всё равно очень быстро утонет в вязкой глине. Амударья — одна из самых мутных рек на планете, в ней не могут работать ни аквалангисты, ни водолазы. — Он помолчал и добавил: — Тысячелетиями на берегах Аму возникали и гибли великие цивилизации, здесь проходил участок великого шелкового пути. Эта пустынная земля видела груды сокровищ. Быть может, когда-нибудь, когда будет создана техника нового поколения, способная видеть сквозь землю, и удастся исследовать русла реки, как существующее, так и бывшие, и тогда сделанные здесь находки потрясут воображение современников и, кто знает, заставят иначе взглянуть на историю древних веков.

— Но почему он решил, что нашел клад именно Мухаммада? — спросил я.

— Не забывайте, что Кенжи — историк по образованию. Добавлю: весьма знающий историк. Надо полагать, среди его находок содержалось нечто, что конкретно указывало на последнего хорезмшаха…

* * *

Вскоре я услышал про дейгиш еще раз — от речника с буксира “Новороссийск”. Этот буксир проводил 500-тонные баржи с материалами для строящейся Тахиаташской плотины. Утром бакенщик прошел на катере по реке, выставляя свежие вешки из травы и лозы. Менее чем через два часа буксир “Новороссийск” с баржами, шедший по этому же фарватеру, прочно сел на мель. Буквально на глазах речников дейгиш намыл крупный остров посреди реки.

По версии автора “Чингисхана” В.Яна, хорезмшах Мухаммад был трусоватым и никчемным правителем.

Так ли это?

За годы своего правления (1200–1220) Мухаммад провел немало походов и сражений, мечом раздвинув пределы своих владений, включив в них Афганистан, почти всю территорию Ирана, другие земли. На юго-востоке граница его державы проходила по реке Инд. После битвы в 1210 году на реке Талас с кара-китаями имя Мухаммада писалось в официальных документах с добавлением титула “Искандари дуюм” (то есть, второй Александр Македонский).

Почему же опытный полководец бежал, так и не дав монголам генерального сражения?

Дело в том, что Чингисхан повсюду в Хорезме не только имел своих шпионов, действовавших под видом купцов, но и скупал на корню местную знать. По-видимому, Мухаммад опасался не столько Чингисхана, сколько собственных приближенных, их предательства. Ведь даже родная мать хорезмшаха, властная и энергичная Туркон-хотун, затевала заговоры против собственного сына. Потому и бежал тот, кого еще недавно придворные льстецы почтительно именовали “Искандари дуюм”.

Логично предположить, что накануне своего вынужденного побега Мухаммад, никому уже не доверявший, надежно спрятал свои несметные сокровища. Скорее всего, в нескольких тайниках.

Быть может, несчастный Кенжи и вправду нашел один из них?

«Не тревожьте мой покой…»

Загадочное происшествие с двумя охотниками за цветными металлами

Стояла лунная летняя ночь. По узкой лесной дороге катил видавший виды пикап. В неосвещенном салоне находились двое мужчин.

— Полчаса уже пилим! — выговорил своему спутнику самоуверенный мордастый качок, сидевший за рулем. — Ты ничего не напутал, а, Кузя? Может, свернули не там?

Тот, к кому он обращался, — суетливый, нервозный тип заячьего веса, — передернулся:

— Свернули, где надо, Маркел! Я же показал тебе зарубку!

— Тогда лады!

Еще некоторое время ехали молча. Свет фар вырывал из темноты извилистые колоннады сосновых стволов, заросли колючего кустарника.

— Что-то я никак не врублюсь, — снова заговорил водитель. — Ну, глухомань. Дебри, болота… Но, с другой стороны, от шоссе не так уж далеко. Грибники и ягодники здесь точно шастают. Деревушка, сам говоришь, имеется. Опять же, вот эта самая колея, кто-то же по ней ездит… Как ни крути, а этого бронзового орла и раньше могла видеть куча народу. Так почему же никто его не умыкнул? За цветной металл люди жизни кладут, на столбы лезут, провода снимают под напряжением… А тут не просто цветмет — антиквариат! Это же какие бабки можно наварить! А птичка так и