Да и значка комсомольского у Миры Николай не заметил, а это еще больше усложняло дело. Будь она комсомолкой, в крайнем случае к ее комсомольской совести можно было бы обратиться. А так что он сделать может? Эх, надо было Синигина посылать, у него житейской мудрости больше и оперативного опыта, малодушно размышлял Николай, прогуливаясь возле булочной.

Долго ему рассуждать не пришлось. Хлопнула дверь булочной, и худенькая фигурка в коричневом платьице выскользнула на улицу. Глядя под ноги, девушка заспешила назад по переулку.

Коля прибавил шагу и через минуту уже шагал вровень с девушкой.

– Здравствуйте, Мира, – наклоняясь к темной стриженой макушке, проговорил Николай. Кстати, из всех одноклассниц Артемьевой только Мира не носила косы. Но ей это удивительно шло, подчеркивало тонкое лицо и большие строгие глаза.

Девушка вздрогнула и с испугом взглянула на Николая, но, узнав его, тут же успокоилась и молча прибавила шагу. «Очень мило», – рассердился Николай на такое невнимание и отчего-то осмелел, почувствовал себя увереннее.

– Погодите, пожалуйста, мне надо поговорить с вами о Лиде Артемьевой, – беря Миру за локоть, решительно попросил лейтенант. – Я не задержу вас надолго.

– Почему именно со мной? – останавливаясь и выдергивая из его руки локоть, спросила девушка. – Мы с ней не были подругами.

– Да, я знаю. Но мне кажется, вы могли бы помочь. – Коля огляделся по сторонам. – Давайте присядем вон там, на лавочку, – махнул он в сторону крошечного пыльного сквера, заросшего сиренью, с двумя скамейками посередине, – я надолго вас не задержу. Обещаю.

Мира неохотно подчинилась. Они перешли улицу и присели на давно не крашенную скамейку. Залитый зноем переулок был пуст, из приоткрытого окна над булочной доносилась песня Марка Бернеса. «Городов в России много, и дорог красивых много…» – доверительно пел артист, но песня о дорогах и путешествиях не подходила к сонному мареву, окутавшему окрестные дворы и переулки. Рыжий худой кот вылез из-под лавки и с мяуканьем принялся тереться об их ноги.

– Брысь, – коротко беззлобно скомандовал Коля, отряхивая от шерсти брюки и пытаясь сообразить, как лучше начать разговор.

– Я вас слушаю, – не глядя на него, сказала девушка решительно и нетерпеливо. Сидела она как-то сгорбившись и руки сложила на коленях, как делают пожилые люди. Коля заметил, какое старенькое на ней платье, с заплатами на локтях.

– А с кем вы сейчас живете? – спросил зачем-то Коля. Просто так спросил, из любопытства.

– С тетей и дядей, – бесцветным голосом ответила Мира, вероятно, с такой же спокойной покорностью готовясь отвечать на все его вопросы.

Нет, так дело не пойдет. Надо ее как-то расслабить, расположить. А что бы сделал на его месте Синигин? Коля почесал белобрысый затылок. С кем человек бывает откровенен? С тем, кто ему приятен, с тем, кому он доверяет. А как заслужить симпатию и доверие незнакомого человека? Только честностью и откровенностью. Значит, будем откровенны, решил Коля и по-дружески поделился:

– А я с бабушкой живу. Родители погибли. Отец еще до войны, от ран. Осколок у него сидел с Гражданской, а вынуть боялись, – с искренней болью проговорил Коля. – Я его и не помню совсем. А мать в эвакуации умерла – тиф. Мы с бабушкой вдвоем остались. У меня еще дядя был, но он на фронте погиб.

– Моя бабушка умерла. От горя, – коротко, почти не разжимая губ, ответила Мира.

– Это когда… твоих родителей, да? – робко спросил Коля.

– Да, и дедушку. Ему уже шестьдесят лет было. Но его все равно забрали, – на этот раз ответ был резким, и Мира вскинула на него свои яркие глаза. – Знаете ведь, по какой статье?

– Знаю. А за что их, в смысле, кем они были? – решил не пасовать Коля, хотя предпочел бы об этом вообще не заговаривать.

– Кем были? Да никем. Обычные люди. Отец заведовал аптекой, а мама на радио работала редактором. Их в шпионаже обвинили. Обоих, – выпрямила спину Мира. – Бабушка была еще жива, и меня в детский дом не отправили. Еще вопросы?

– Да нет, я же так, просто, – смутился Коля, поняв, что разговор ему ничем не помог, а только еще больше усложнил дело. – Ты извини, я не хотел лезть к тебе с личным, так получилось. Я тебя про Лиду Артемьеву спросить хотел. – Ох, не клеится у него разговор, потирая красные от жары и волнения большие ладони, расстраивался лейтенант Алексеев. – Я знаю, что у нее в последнее время поклонник появился, взрослый, на машине даже ее встречал. Ты никогда его не видела? Знаешь, может, случайно? Или слышала о нем? Вдруг она с девчонками делилась.

Мира по-прежнему сидела молча. Но по ее молчанию Коля каким-то образом догадался, что девушка что-то знает. Только не хочет говорить, взвешивает. Или боится?

– Мира, помоги мне. Лида хоть и не была твоей подругой, но ты столько лет знала ее, училась в одном классе. Да даже это не важно. Просто нельзя оставлять безнаказанной такую нечеловеческую жестокость. Ты знаешь, как она погибла? – Он коротко взглянул на Миру, она по-прежнему сидела неподвижно, глядя перед собой, и невозможно было понять, о чем она думает. – Ее подвесили в подвале магазина на крюке, как подвешивают мясные туши. Она висела там абсолютно голая со вспоротым животом. Ты понимаешь, какой это ужас? – Теперь в голосе Коли звучал горячий гнев, он весь словно налился им до краев, чувствуя, как от напряжения вибрирует каждая клеточка его тела. После осмотра места преступления он почти неделю не мог спать спокойно, ему раз за разом снился тот подвал и крюки с тушами. И синюшное, искаженное мукой лицо покойной Лиды Артемьевой.

– Да, нельзя, – эхом ответила ему Мира, – ничего нельзя оставлять безнаказанным.

Но у Коли создалось впечатление, что отвечает она не ему, а каким-то своим мыслям.

– Так ты мне поможешь? – робко переспросил лейтенант, понимая, что слегка побаивается строгой замкнутой Миры.

– Это было около месяца назад, в середине мая, – отрывисто, словно через силу, проговорила девушка. – Мы как раз из школы шли. У меня в тот день ручка портфеля оторвалась, и он все время выскальзывал и рассыпался. Поэтому я задержалась возле школьных ворот, – глядя сосредоточенно на вытоптанную землю у себя под ногами, рассказывала девушка. – На улице стояли Лида, Соня Орлова и Женя Саврасова. Кажется, в стороне стояли еще девочки из других классов, но я их не помню.

– Гм… – поддакнул Коля.

– В это время мимо школы проезжала какая-то машина, в ней военные сидели, двое спереди и двое сзади, – голос Миры дрогнул, но она продолжила: – Сперва они проехали мимо, а потом машина затормозила и вернулась. Военные на девочек из машины смотрели. Улыбались. Девочки тоже улыбались, хихикали, – сердитым тоном сказала Мира. – Лида больше всех. Она у нас самая красивая. А Соня нет. У нее очень круглое лицо и нос картошкой. Но это не важно.

– А потом что было? – взволнованно спросил Николай.

– Ничего. Девчонки посмеялись, а потом убежали, машина уехала. А я сложила учебники и пошла домой, – по-прежнему не глядя на Николая, произнесла Мира.