— Кто еще это мог быть? — повторил он.

— Ну, я подумала… — Розамунда лихорадочно соображала. — Мне только что пришло в голову: допустим, Эйлин. Все-таки они сестры, и голоса по телефону у них очень похожи. Допустим, это она хотела с тобой о чем-то посоветоваться, позвонила, решила, что ты узнал ее по голосу, и не удосужилась назваться. Могло такое быть? Ей же наверняка есть о чем посоветоваться. Бэйзил и все такое.

На какую-то секунду Джефри дал себя увлечь столь дикой идеей. Но ее слабые места были слишком очевидны и слишком бросались в глаза.

— Почему же она так прямо и не сказала, когда я ей только что звонил? Разумеется, это была не она! Не говоря уже о том, что она тоже не пришла… Нет, это объяснение совершенно никуда не годится!

Да, не годится. Вполне заслуженная нахлобучка — если слова встревоженного человека можно считать нахлобучкой. Розамунда умолкла, поглубже забралась в кресло и скорее почувствовала, чем увидела, что Джефри вернулся на свой наблюдательный пост у окна.

Должно быть, она ненадолго задремала, потому что в следующее мгновение у нее перед глазами оказалась Эйлин. Она стояла в центре комнаты, на светлых волосах поблескивали капли тумана, черты лица от холода заострились. Видимо, она только что вошла, так как все еще была в плаще, застегнутом на все пуговицы, от нее так и веяло улицей. Но они с Джефри уже о чем-то толковали, очень горячо и, как показалось Розамунде, оба разом.

— Нет, правда, Джефри, мне на самом деле ровным счетом ничего не известно! — уверяла Эйлин. — Она мне не говорила, что собирается тебе звонить или встречаться с тобой, вообще ничего. Понятия не имею, что бы все это значило.

— А она не говорила, что ее что-то тревожит? Я хочу сказать — независимо от того, хотела она со мной посоветоваться или нет, могла она из-за чего-то волноваться?

Короткая пауза. Эйлин чуть натянуто хихикнула:

— Разве можно хоть о ком-нибудь сказать, что ему не из-за чего волноваться? Все, что я могу сказать, это что я не знаю ни о какой особой причине для беспокойства.

Эйлин точно оправдывалась. С таким же видом она выслушивала Линди, когда та подтрунивала над ее аккуратностью или трезвостью. А еще было заметно, что ей неловко стоять вот так, не сняв плаща, словно она собирается уйти в любую минуту. Розамунда поднялась:

— Присядь, Эйлин. Джефри, возьми, пожалуйста, у нее плащ.

Когда все снова расселись, Розамунда с извинениями поведала Эйлин, как сегодня вечером вломилась к ним в дом.

— Правда, надо сказать, Фудзи-горка занял круговую оборону и не дал мне особенно разгуляться. Не хотела бы я оказаться на месте грабителя в вашем доме, Эйлин! Знаешь, он ведь не позволил мне и шагу ступить на лестницу. Можно подумать, вы там храните драгоценности короны!

В глазах Эйлин промелькнул испуг.

— Да, он у нас такой. Терпит чужих, только когда они ведут себя тихо, сидят там, где он привык их видеть, — объяснила она. — Если же они делают что-то, по его мнению, необычное — например, ты поднимаешься наверх, — тогда держись. Ты ведь ни разу не была у нас наверху, вот он и… А между прочим, зачем ты хотела туда подняться? Что ты думала там найти?

Тон Эйлин переменился, теперь она говорила почти резко. Розамунда, смутившись, объяснила насчет подушки и записки.

— Ах, вот в чем дело. Понятно. — Эйлин смягчилась. — Нет, Линди никогда бы не оставила записку на подушке. Начать с того, что она бы ее даже не написала. Ей бы и в голову не пришло, что я стану волноваться только потому, что ее нет дома. Мы уходим и приходим когда нам вздумается.

— Ты, значит, не переживаешь? — быстро спросил Джефри. — По телефону мне так не показалось. Но если Линди частенько такое выкидывает…

— Не в том дело… — Эйлин стиснула на коленях озябшие руки, как будто хотела подбодрить себя, и взглянула Джефри прямо в лицо. — Ты только спросил, не знаю ли я причину, заставившую Линди забеспокоиться. Я сказала, что не знаю. Но когда ты поймал меня по телефону у Молли, ты не говорил, что Линди обеспокоена. Ты сказал, она напугана. И больше ты об этом ни словом не обмолвился. Это правда?

Джефри смотрел на Эйлин с некоторым удивлением. Сейчас в ней странным образом сочетались робость и агрессия.

— В общем — да, — ответил он. — Само собой — правда! Возможно, я и не говорил об этом в тех же самых выражениях, но это потому… словом, я подумал, естественно, что… — Под осуждающим взглядом Эйлин он запнулся и заговорил снова: — Давай не будем спорить из-за мелочей. Начнем с самого начала. Ты знаешь, чего могла испугаться Линди?

Долго, очень долго, или Розамунде так только показалось, Эйлин молча не спускала глаз с лица Джефри. А еще Розамунде показалось, что по какой-то причине Эйлин для этого разговора пришлось собрать всю свою храбрость, всю до последней капли, выискивая ее по самым дальним закоулкам души. И все равно Эйлин отчаянно страшится, что даже всей ее храбрости не хватит совершить то, что она задумала.

— Нет, я не знаю, — твердо ответила она Джефри. — А ты?

Теперь Джефри в упор смотрел на Эйлин, но та не дрогнула.

— Есть что-то еще. Ты мне не все сказал, ведь так? — настаивала она.

— Эта девица ясновидящая! — воскликнул Джефри, пытаясь, без особого, впрочем, успеха, смягчить неловкость. — В самом деле, есть кое-что. Я не рассказывал — и тебе тоже (взгляд в сторону Розамунды), — потому что это какая-то ерунда. Ей-богу. Хотя тогда мне это не понравилось. Через некоторое время после звонка Линди — я еще был на работе, почти все уже ушли, по вторникам я один сижу допоздна, — ну так вот, снова зазвонил телефон. Телефонистка, естественно, тоже уже ушла, я сам взял трубку и…

— И это опять была Линди? — нетерпеливо подсказала Эйлин. Она подалась вперед.

— Нет. Там не было никого. Совсем никого.

— Никто ничего не сказал?

— Ни слова. Я кричал «Алле! Алле!», «Говорите!», и — ничего… Лишь какие-то странные звуки — ну, будто кто-то не умеет пользоваться телефоном-автоматом… А потом трубку на том конце бросили, и на этом все закончилось.

— Думаю, это действительно был кто-то, не умеющий пользоваться автоматом. — Эйлин с готовностью ухватилась за это предположение. — Такое часто бывает, особенно с тех пор, как появились эти новые автоматы с разными кнопками и опускать теперь надо не один пенс, а три. У многих просто нервов не хватает… Но не у Линди, конечно. Это точно была не она.

— Пожалуй, ты права. Сейчас мне и самому кажется, что все так просто и было. Но в тот момент — не знаю, как объяснить, — я чувствовал, что с тем, кто звонил, произошло что-то страшное и он мучительно пытается пробиться ко мне. Будь у меня воображение побогаче, сказал бы, что было в этом что-то почти на уровне телепатии — какой-то безмолвный SOS от одной живой души к другой. Но вообще, конечно, все это бред. А дальше — время идет, Линди нет… Прихожу сюда — в доме темно, пусто… И тут оно все разом на меня навалилось…