Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако после ухода баскаков функционирование монголо-татарской системы власти зависело от сотрудничества русских князей с Сараем. Если раньше власть и авторитет хана в Сарае олицетворяли баскаки, то теперь русские князья оказались непосредственно включенными в жестко организованную иерархию монголо-татар. Прежде всего это относилось к великому князю московскому, который отвечал за сбор дани. Поездки, которые все русские князья обязаны были совершать по случаю их прихода к власти или смены монголо-татарского правителя, чтобы отдать дань уважения престолу хана в Сарае, после ухода баскаков становились все дольше[289]. Отказаться от поездки в Орду не имел права никто. В противном случае хан посылал гонцов с вооруженными отрядами.
И все же было бы слишком смело вслед за историком Л. И. Шерстовой трактовать поездку за ярлыком (ездить за ярлыками) и последующее пребывание в Сарае как период заложничества[290]. В русских летописях нет указаний ни на то, что поездка за ярлыками имела что-то общее с заложничеством в смысле человеческого залога, ни на то, что русские воспринимали поездку за ярлыками именно таким образом[291]. Скорее можно говорить о принудительном, но ограниченном по времени пребывании князей в Орде, которое служило для демонстрации властных отношений и их ритуального выражения.
Лишь спустя многие десятилетия после передачи сбора дани русским князьям появляются указания на то, что Золотая Орда ввела некую форму захвата заложников в процесс правления Русью. Возможно, хан считал введение этого метода необходимым для противодействия укреплению местных сил и тем самым угрозе свержения Золотой Орды. В любом случае начиная с 1380‐х годов существуют свидетельства того, что сыновья князей различных русских княжеств содержались в Сарае и, по-видимому, использовались в качестве залога[292].
Однако в источниках того времени по-прежнему не встречается специального понятия для этой практики или самого состояния заложничества. Вместо этого используется довольно неопределенное выражение оставить во Орде или послать/отпустить в Орду для описания ситуации, когда княжеские сыновья, которых «поставляли» в Сарай, чтобы они жили там — как, например, в случае Василия из Володимира — против их воли в течение трех лет, а затем отпускали[293]. Принудительность пребывания особенно подчеркивается тем, что в источниках упоминается о многочисленных попытках побега[294].
В то же время отмечается, что князья часто «посылали в Орду» своих сыновей, чтобы те могли таким образом лучше представлять и отстаивать их интересы при дворе хана[295]. Тот, кому посчастливилось находиться в Сарае во время кончины одного из русских князей, мог даже надеяться, что хан передаст ему освободившийся удел[296]. Нелояльное отношение одного из русских князей также могло привести к тому, что хан сместит его и заменит его сыном, которого до этого момента держали в Сарае как заложника[297].
Другими словами: взятие монголо-татарами в заложники сыновей русских князей в конце XIV века было включено в политическую культуру; пребывание в Орде с самого начала выполняло по меньшей мере две функции: во-первых, сыновья русских князей служили для Золотой Орды залогом корректного поведения их отцов. Во-вторых, князья, со своей стороны, пользовались длительным пребыванием своих сыновей при ханском дворе, чтобы реализовать свои политические амбиции и тем самым получить преимущества во власти[298].
Эта форма монголо-татарской практики отличается по многим существенным пунктам от позднейшего российского заложничества. Эти различия с очевидностью демонстрируют, что нельзя исходить из того, что метод заложничества был заимствован Московским государством из контекста Золотой Орды: во-первых, заложничество играло в мире Золотой Орды, как уже упоминалось, определенную роль только и лишь тогда, когда монголо-татарское владычество, спустя столетие, уже консолидировавшись, столкнулось с проблемой участившихся притязаний на власть некоторых русских княжеств. В Московском государстве, напротив, заложничество имело большое значение во время процесса завоевания и покорения, а также по меньшей мере в течение последующих столетий внедрения и укрепления имперского господства[299].
Во-вторых, в случае монголо-татар заложники содержались в месте пребывания хана в Золотой Орде, чтобы — как в случае с монгольским владычеством над Китаем — пополнять императорскую гвардию или — как в случае с господством над Русью — вовлечь их в политику обеспечения господства, чтобы затем поставить их в качестве преемников при захвате русских княжеств и таким образом закрепить монголо-татарское господство посредством личных связей[300]. Таким образом, давление Золотой Орды на даннического правителя Руси состояло не столько в угрозе физической расправы и душевных страданиях кровных родственников, взятых в качестве заложников, сколько в том, чтобы при первых признаках нелояльности его самого могли поменять местами с заложником. Заложника, который провел много времени при имперском дворе, татары считали более надежным, чем его родственника, который все время провел вдали, на княжеском престоле[301].
В Московском государстве заложники, напротив, с момента введения данной практики в конце XVI века, находились или на специально для этого устроенных аманатных дворах в российских крепостях вдоль фронтира, например в южных степях и на Северном Кавказе, или в более простых рубленных избах в Сибири и на Дальнем Востоке[302]. Кроме того, они регулярно заменялись и до XVIII века, как правило, не имели никаких контактов с политическим руководством страны. До XVIII века никто не думал о заложниках как о возможности оказывать влияние на преемников правителей покоренных этнических групп, не говоря уже о том, чтобы назначать преемниками самих заложников.
В-третьих, и это, вероятно, самая важная причина, из‐за которой нельзя говорить, имея в виду позднее русское и российское заложничество, о заимствовании традиции Золотой Орды, — русские князья уже до покорения монголами были знакомы с заложничеством как одной из форм человеческого залога[303]. В Киевской Руси заложничество стало частью ряда практик гражданской и коллективной ответственности на духовном, военном, финансовом и политическом уровнях[304]. Заложник, обозначаемый восточнославянским понятием таль, обменивался как залог при сделках в гражданско-правовом контексте, как, например, между Новгородом и остзейскими купцами, или во внешнеполитическом или «международном» контексте например между русскими князьями и степными народами, такими как печенеги или половцы (куманы)[305]. Эта практика в обеих формах сохранялась неизменной — и с теми же обозначениями — также