Хлопок двери. Баронета откинулась на подушки. Свежий запах можжевельника ушел, оставив недельную затхлость комнаты. Ниира стерла со лба испарину и достала книжку, открыла. Бледно-золотистая бумага, витиеватый шрифт, как будто рукописный, рисунки на полях. Она перевернула несколько страниц, и взгляд сам упал на парочку стариков-любовников, слившихся в страстных объятиях.

Горло сдавил спазм, и Ниира тут же потянулась к кружке с молоком, качнулась, запястьем столкнула кружку, и по кровати растеклось пятно. Она хотела позвать Тари, но вышел только надсадный хрип, только шипение, кончившееся темнотой.

…Прекрасный сад пестрел всеми цветами осени, его аллеи скрывали вереницу танцующих скульптур и сходились у ажурной беседки. Там, заключенная в клетку, каждый день с середины весны и до середины осени пела невзрачная птичка, прыгая по шаткой жердочке. Слуги каждый день меняли ей воду и сыпали корм, всё через прутья, и никто никогда не открывал крохотной дверки. А глаза у птички были тупые, как у монахов — серые бусинки без проблеска жизни. Монахи, хоть и носили голубое, такими же безликими тенями скользили по собственной просторной клетке монастыря, соблюдая ежедневные ритуалы с точностью до минуты — в каменных ступенях остались следы тысяч ног. И только синее небо, часто хмурившееся тучами, казалось вольным и свободным. Лазурное при солнце летом, хрустальное, как лед, зимой, нежно-голубое, с силуэтами перелетных птиц весной и осенью, оно единственное было живым в серых стенах монастыря. И столь часто лившийся с него дождь только отражал уныние обители.

Жить, жить и жить! Вереница лиц, скрытых масками, бесконечная череда спрятанных плащами фигур. Пьянящие запахи и напитки, легкий флер тлена и низкий, грудной смех, свивавшийся вокруг шеи дымными кольцами. Черные, чуть разные по форме глаза сильно подведены, и по ямочке под левым веком стучит кончик мундштука. Глаза смеются, глаза чаруют, зовут и манят. Им поддаешься, к ним тянешься, пока не падешь в бездну. И лишь тогда понимаешь: их обладатель бесконечно болен…

Ниира дернулась от холода, осколками осыпались черные глаза, а вместо них проступило обеспокоенное, бледное лицо Тари, державшей в руках перевернутый стакан. Ниира сжала виски. Голову ломило, как после хорошего удара. Лба коснулось нечто холодное — Тари прислонила принесенный стакан. Простонав, баронета схватила его и прижала сильнее. Облегчение продлилось до тех пор, пока служанка не вытащила из кармана застиранного передника тощий кошелек. Ниира пересчитала монетки.

— Придется стать умереннее в еде… Что самое дешевое? Крупа? Ее и покупай. У меня, кажется, оставался запас монет. Иди, Тари. Со мной всё в порядке.

Служанка присела, склонив голову, и бесшумно удалилась. Однако долго в тишине и одиночестве Ниира не пробыла: в комнату ворвалась Афранья.

— Прости мое вторжение, но я не могла пройти мимо, не справившись о твоем здоровье! — светло-зеленое пальто сбилось, она то и дело норовила взмахнуть рукой, на которой висел зонт-трость.

— И я рада тебя видеть, — улыбнулась Ниира, тайком пряча поэму под одеяло: в противном случае она бы слушала негодование подруги по поводу пошлой народной литературы. — Как бал-маскарад?

— О! — Афранья в предвкушении закатила глаза и плюхнулась на кровать, чуть не задев ногу Нииры. — Я кокетничала с призраком и тюремным надзирателем, — она хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

Казалось, ничто не могло испортить ее красоты: ни чрезмерная жестикуляция, ни излишне приторные манеры. Афранья как будто была сплавлена из этих небольших переборов, но все они составляли ее изюминку.

— Неужели не было никого симпатичнее?

— Ой, эти персонажи не самые страшные! Там кто-то в маске, сделанной из черепа, ходил! — неудачно отмахнувшись, она наконец-то сняла с руки зонт и аккуратно прислонила его к кровати. — Там такая дама была!..

И поведала она о птице счастья, чей наряд заметили все, и большинство сошлось на том, что, несмотря на скандальность, он был весьма интересным. Рассказала, что после бала многие из присутствовавших недосчитались украшений, из-за чего всей дворцовой охране досталось по первое число. Кто это сделал, выяснить не удалось! От ограблений Афранья перешла к описанию элегантных музыкантов, от них — к божественно танцевавшим кавалерам, а потом снова вспомнила птицу счастья, потанцевать с которой хотел каждый.

— Еще она перецеловала половину дворца! Так говорит графиня Шальдо, ведь птица поцеловала ее мужа. При самой графине, ты представляешь?!

— Какая… скандальная особа, — аккуратно выразилась Ниира. — И кто же прятался под маской этой птицы?

— Никто не знает! Уже перебрали всех приглашенных гостей… Ты погоди, это не все новости! Главное, что видела та же графиня Шальдо, так это как с птицей счастья целовался герцог Хайдрейк! Представляешь? Он! С женщиной! Да еще на балу! — Афранья достала из висевшей на плече сумочки веер и стала им судорожно обмахиваться, прогоняя румянец с щек.

— Что же сам герцог? Он ее знает?

— Если и знает, то спросить никто не решится. А птица, похоже, была из неприглашенных гостей. Удивляюсь, как император позволяет слугам за взятки проводить неизвестно кого на этот бал?! Попасть туда мечтает любой, а удостаиваются этого лишь самые-самые!..

Какие «самые-самые», Афранья не сказала, но выразительная пауза подразумевала, что Ниира сама сообразит.

— Заешь, мне тут еще шепнули, что на севере империи проблемы, — вспомнила Афранья еще одну новость.

— Какие? Там, насколько я помню историю, там только одна проблема — голод в неурожайные годы.

Афранья нахмурилась и поджала губы: сплетня, значит, не из веселых и смешных, а возможно, даже не сплетня, а грустная правда.

— Три деревни у самых гор превратились в лед. Представляешь? Дома, люди в них — всё в один миг заледенело! Это страшно! Говорят, что это — дыхание Спящих богов.

Афранья с ужасом посмотрела на Нииру.

— Я не знаю, что это за дыхание. Я жила на юге империи, там северные предания никто не рассказывает. Но произошедшее ужасно!

Афранья пробежалась рукой по серебряным пуговицам пальто, сжала простыню.

— Несмотря на нашу истинную веру, записанную в Ги-Ра, на севере до сих пор верят в Спящих богов. Их замки находятся далеко-далеко в горах и похожи скорее на дворцы изо льда и снега. Людям туда не попасть, ведь горы непроходимы, да и метели там суровые. Так вот, в тех замках спят боги, и проснуться они должны перед концом света. На севере считают, что, когда дыхание Спящих богов спустится с гор, они очнутся, чтобы уничтожить погрязший в грехах мир, за которым наблюдают через сны. Все полагают, что это было именно оно — дыхание пробуждающихся богов.

Афранья казалась неподдельно встревоженной этой старой сказкой.

— Но это всего лишь легенда! Давно известно, что богов не существует. Наш мир — незыблемая точка бытия, существовавшая до нас и вечно будущая, — Ниира говорила бодро, орудуя прописными истинами, которые ее впечатлительная подруга, похоже, подзабыла. — Есть только души, которые принимают телесную оболочку, когда им надоедает парить в сфере-эфире! И тем более никакие боги не могут разрушить наш мир. Их не существует!