— Сбавь тон, любезный братец. У меня будет с тобой серьезный разговор.

Он подался вперед, встревоженный.

— С тобой все в порядке? С Паоло?

Он был так погружен в свои думы, что мог и пропустить что-нибудь важное.

— Да мы-то в порядке, только немного огорчились из-за того, что ты сбежал из Мельбурна и не попрощался.

Данте вздрогнул, словно она проникла в самые его потаенные мысли и нанесла удар из-за угла. Ему и самому не по душе был этот внезапный отъезд и его поведение. Но он не мог иначе.

Ведь тогда они неизбежно стали бы обсуждать Наташу, а он этого не хотел.

Но чтобы Джина интересовалась чувствами других людей — такого прежде не бывало.

— Мне жаль. У меня было столько дел.

— Я знаю. Я заходила к ней. Два раза.

Он выпрямился и уставился на нее.

— Прошу прощения?

Джина улыбнулась, той самой загадочной улыбкой, которая по молодости сводила его с ума и обозначала, что его младшая сестричка что-то затеяла.

И вот сейчас. Что там у нее на уме?

— Я разговаривала с Наташей. С твоей подругой. Я встречалась с ней дважды.

Его сердце подпрыгнуло и затрепетало при этом имени, а воображение снова наполнилось воспоминаниями.

— Зачем ты это делаешь? Ведь ты ее даже не знаешь.

— Вот и она так же говорила. — Джина выпучила глаза, желая показать, как они оба ей надоели. — Такая же упрямица, как и ты. Подходите друг другу, как два сапога пара.

— Ты не ответила на вопрос, — сказал он, пытаясь не замечать, как кольнуло в сердце.

— Я это делаю потому, что желаю тебе счастья, — сказала она и неожиданно погрустнела. — А еще не хочу, чтобы ты совершил ту же ошибку, что и я.

Черт, опять за свое!

— Ты правда хочешь это обсуждать?

Джина кивнула, ее черные кудри заплясали.

— Вряд ли мы можем дольше откладывать этот разговор.

Она была права, но как-то это несвоевременно. Его сердце до сих пор саднило. И история с Наташей не забыта.

После долгого-долгого молчания он наконец кивнул.

— Я люблю тебя, и ты это знаешь, да?

Горькая улыбка появилась на ее лице.

— Да, но ты постоянно ругал меня.

Нехорошие слова готовы были сорваться с его языка, но он промолчал. Придется на сей раз признать ее правоту.

— Я просто завидовал твоей свободе, свободе выбора, — сказал он, как бы жалко это ни звучало из его уст.

— Даже несмотря на бардак в моей личной жизни?

— Но это же был твой выбор. Я же только мог судить тебя как старший брат, но это потому, что таков был мой долг. К тому же мне кажется, сейчас ты счастлива.

Теплая улыбка Джины согрела его больше, чем все признания.

— Я люблю Мельбурн. Не говори маме, но я горжусь тем, что родилась в Калиде, и иногда скучаю по дому. Но ни за что бы не променяла свою жизнь на все богатства… — добавила она, послав ему многозначительный взгляд.

— Понятно. Но у нас с тобой разные пути. Я могу завидовать твоей свободе, но выполнить долг перед нашей страной и ее народом для меня гораздо важнее.

— Важнее собственного счастья?

Сколько раз за последнее время он задавал себе тот же самый вопрос. И не находил на него ответа.

— Я доволен своей жизнью, — сказал он, презирая себя за фальшь в голосе.

Кажется, у них с сестрой отношения теперь налаживаются. И он не хотел ее нагружать своими проблемами.

— Доволен — это не значит счастлив.

— Прекрати, Джина.

Он перестал думать о собственном счастье с тех пор, как повстречал одну молодую особу, которая обманула его мечты.

Джина улыбнулась и ткнула пальцем в его сторону:

— Ну что за сестра была бы я, если бы оставила тебя одного в таком трудном положении? Послушай меня, братик. Наташа влюблена в тебя по уши. Так что давайте, разберите все причины, по которым вы разбежались, и живите долго и счастливо. Калида никуда не денется. Корона всегда будет на месте. Но вот твоя настоящая любовь… ее ты можешь потерять, парень, если вовремя не удержишь.

Она не стала добавлять «как сделала это я». Он и так видел горечь и сожаление на ее лице.

Не желая огорчать ее еще больше, он лишь сказал:

— Я ценю твою помощь, правда.

— Ладно, удачи, братишка.

Джина послала ему воздушный поцелуй, и он — ей в ответ, чувствуя себя глупее некуда.

Уж куда глупее: разрушить собственное счастье и счастье любимой женщины.

— Ты уверена?

Наташа застегнула чемодан, присела на край кровати рядом с отцом и обняла его за плечи.

— Уверена. Но буду скучать.

— Небось даже и не вспомнишь.

Элла стояла с хмурым видом, прислонившись к дверному косяку и с трудом сдерживая слезы.

— Я всего лишь в отпуск еду, не навсегда же. Ладно, ребята, радуйтесь за меня.

Отец обнял дочь.

— А мы и рады, дорогуша. Но только мы будем скучать. Да ничего страшного. Смотри отдохни хорошенько. С нами-то все будет в порядке.

— Да, — пробормотала Элла, прикрывая глаза рукой. — Тьфу, тьфу, тьфу!

И постучала по двери.

— Ну, мне пора, — сказала наконец Наташа и встала.

Не любила она долгих прощаний. Впрочем, ей нечасто приходилось уезжать из дома. Таких домоседов, как она, надо еще поискать! Да и сейчас ей казалось: еще чуть-чуть и она никуда не поедет!

Нет, пора все-таки немного встряхнуться, хоть немного изменить жизнь, пусть даже на месяц, но оторваться от уютного семейного гнездышка, которое когда-то с любовью создали ее родители.

— Счастливо, папа, — обняла она отца еще раз, смахивая навернувшиеся на глаза слезы.

— Счастливо, принцесса, — сказал он, погладив ее по волосам, как делал в детстве.

Затем она подошла к Элле и обняла ее.

— Пока, подруга!

— Телячьи нежности, — пробормотала Элла, и ее глаза подозрительно блеснули.

Громкий стук в дверь напугал всех троих. Наташа посмотрела на часы.

— Наверное, носильщик. Ладно, погружаемся. Кажется, действительно пора.

Элла пошла открывать дверь, а Наташа закопалась в чемоданах, проверяя напоследок, все ли она взяла.

— Кто-нибудь видел мою записную книжку?

Странная тишина была ей ответом. И она повернулась посмотреть, что же произошло. Ушли они, что ли?