Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мутант положил меня на деревянную лавку, застеленную солдатской шинелью (характерный ворс определялся на ощупь), зажег лампу. Я приподнял голову и стал осматриваться.
– Оклемался? – поинтересовался Жрец.
Самое интересное: в этот момент он стоял спиной и не мог ничего видеть, а двигался я бесшумно.
– Есть маленько.
Изгой повернулся.
– Значит, не так уж сильно Фишка тебя приложил, – констатировал он. – Голодный?
– Как волк, – сознался я.
– Жри. – Дикий протянул мне миску с едой.
Что же, и на том спасибо. Глупо ожидать обхождения как в дорогом ресторане, да и не в гостях. Я втянул аромат ноздрями. Мясная похлебка. Холодная, заплывшая коркой жира. Выглядела пища крайне неаппетитно, но желудок предательски заурчал.
Как поступить – заартачиться и остаться голодным или?..
– Ешь, а то передумаю, – предупредил Жрец.
– От нее, наверное, счетчик Гейгера зашкаливает? – опасливо спросил я, покосившись на миску.
– Не дрейфь, – хмыкнул Жрец. – Вода у нас чище, чем в Ванаваре. Тут бьет замечательный ключ. На удивление безопасный, никаких фильтров и таблеток не нужно.
Его тон был убедительным. Аномалий в АТРИ видимо-невидимо, почему бы не существовать очищающей воду?
– Понятно. А мясо?
– И мясо нормальное. Вон, смотри. – Жрец мотнул головой, я посмотрел в указанном направлении и увидел картонные упаковки с консервами. – Мы чем попало не питаемся.
Снабжение у них было на уровне, что наводило на определенные размышления.
– Внушительный запас. – Я запустил ложку в миску.
Вместо хлеба Жрец швырнул мне холщовый мешок, набитый коричневыми от старости сухарями. Опять! Как я соскучился по нормальному хлебу! Не говорю о всяких там булках да баранках, за обычную буханку ржаного отдал бы бешеные деньги. Правда, у меня их нет, ну да и хлеба не наблюдается.
Слава богу, на зубы я не жаловался и потому сгрыз сухари за милую душу.
После сытного обеда полагается поспать, тем более что мой спаситель вышел из землянки, но сна не было ни в одном глазу.
Лампу Жрец не выключил, в землянке, как и в башке, царил полумрак. Понятно, что никакого оружия мне не оставили, и я выбросил из головы мысль о попытке вырваться из плена. С этим следовало повременить.
Не убили – и то хорошо. Я попытался оценить ущерб, нанесенный здоровью. Краткий осмотр показал, что готовность к труду и обороне у меня процентов так на восемьдесят. Остальные двадцать пришлись на незначительные ссадины и болячки, ну и на общую слабость. Видимо, сказывались последствия экзекуции, устроенной Фишкой. В целом Жрец был прав: я еще легко отделался, и помирать мне было точно рановато, ибо дел впереди набралось невпроворот. Во-первых, следовало оценить обстановку, во-вторых, узнать о судьбе ученых и особенно Жука (не распилили ли его на части?), в-третьих, дать отсюда деру.
Выяснить удалось лишь одно – Жрец обратил на меня внимание неспроста. Моя скромная персона чем-то его заинтересовала. И спас он меня отнюдь не из чувства симпатии. Нет, Жрецом определенно двигали какие-то меркантильные интересы, в которых мне было отведено какое-то место, но вот какое именно – большой вопрос. Оставалось надеяться, что я нужен диким не в качестве ягненка, которого поведут на заклание.
Жаль, не позаботился разузнать заранее о религиозном культе мутантов, но искренне рассчитывал на то, что они не каннибалы и как-то перебиваются консервами и тушенкой.
Дикий пропадал долго. Часы у меня отобрали вместе с оружием и КИПом, поэтому время для меня было исключительно субъективным понятием. Жрец мог отсутствовать как сорок минут, так и полдня, но я почему-то успел по нему соскучиться и встретил его появление с затаенной радостью. Был ли это пресловутый стокгольмский синдром, или я относился к происходящему несколько безалаберно, кто его знает. Психолог Иришка, та бы разобралась, но ее тут не было, а сам я ленился копаться в мотивах.
– Какое у тебя погоняло? – спросил Жрец.
Вопрос был совершенно невинный, и я не стал скрывать, представился. КИП настроен исключительно на меня, кто-то другой воспользоваться им не сумеет. Того, кто попытается выдать себя за стажера Арчи, раскусят быстро.
– Что с моими друзьями? – спросил я в порядке алаверды.
– Ничего плохого с ними не произошло, – ледяным тоном уведомил Жрец. – Академик Баталов и те, с кем Симбирцев подписал контракт, с сегодняшнего дня приступили к работе.
Контракт? Вот даже как! Слово это казалось настолько неуместным, что я невольно улыбнулся.
– Напрасно смеешься. Можно сказать, они снова встали к любимому станку.
Жрец видел, что я почти восстановился, но совершенно не опасался меня. Ходил без оружия, преспокойно поворачивался ко мне спиной. В общем, демонстрировал абсолютную беспечность. Я даже обиделся. Поджилки, конечно, порой тряслись, но праздновать труса я не собирался. Дерну отсюда при первой же оказии.
– Хочешь убежать? – вдруг произнес Жрец. Он будто прочитал мои мысли.
Я от неожиданности растерялся, но тотчас взял себя в руки. Психологию пленника легко просчитать. Схожие идеи бродят в голове у каждого, кто оказался в аналогичной ситуации, и нечего Жрецу строить из себя телепата.
Лучшим ответом на его вопрос было молчание, поэтому я лишь сглотнул комок вязкой слюны и не проронил ни слова. Ему надо, пусть сам и догадывается, Алан Чумак недоделанный.
Жрец вдруг приоткрыл дверцу, отошел с прохода.
– Беги.
Я недоверчиво посмотрел на него. Дикий выглядел невозмутимым и говорил совершенно серьезно.
– Беги, – повторил он. – Тебя никто не держит.
Я пожал плечами, встал и потопал на выход. Почти у самых дверей обернулся и снова взглянул на Жреца. Тот стоял в позе каменного истукана, скрестив руки на груди.
– Ступай, никто из наших не причинит тебе вреда.
– Тогда прощевайте, – сказал я и вышел из землянки.
Мимо шли двое диких, но они посмотрели сквозь меня, словно я был пустое место. Вот и ладушки, мне же легче.
Умом понимая, что в АТРИ без еды, оружия и боеприпасов долго продержаться невозможно; что обратного пути самостоятельно мне не найти; что я знать не знаю, какие опасности могут подстерегать меня за пределами лагеря, все равно я исключительно из врожденного упрямства прошагал до частокола, охраняемого невозмутимым дедком в шапке-треухе и плаще. Других диких не было.
– Мне надо выйти, – сказал я.
– Иди!
Он даже одергивать меня не стал, лишь выпустил изо рта клуб табачного дыма, смачно сплюнул и отвернулся.
Ни окриков, ни выстрелов в спину, ни топота погони. Зашибись! Полная беспечность, абсолютная. Или что-то еще, то, о чем никто не поставил меня в известность.