С течением времени Петр стал более широко представлять себе роль Петербурга. Он увидел в нем не только крепость, охраняющую невское устье или верфь для строительства торговых и военных судов на Балтике. Он увидел в нем будущий город. Как раз в это время в Россию приехал итальянский архитектор Доменико Трезини, который построил великолепный дворец для короля Дании Фредерика IV. Его стиль, как и стиль большинства архитекторов, работавших в то время в Северной Европе, испытал сильное голландское влияние, и именно это, заимствованное в Голландии, протестантское северное барокко привнес в Россию Трезини. 1 апреля 1703 года он подписал договор, по которому стал «государевым архитектом цивилии и милитарии», и Петр незамедлительно отправил его на берега Невы, поручив ему надзор за всеми строительными работами. В течение девяти лет Трезини заменял бревенчатые лачуги кирпичными и каменными строениями, и приметы его градостроительной деятельности Петербург хранит и поныне. Пока работные люди насыпали земляные валы крепости, Трезини построил внутри ее стен небольшую церковь. Не имея отделочных материалов для украшения интерьера, он покрыл стены желтой штукатуркой под мрамор. В 1713 году Трезини приступил к строительству Петропавловского собора в стиле барокко, который с некоторыми переделками сохранился до наших дней; его золоченый шпиль и сейчас вздымается к небу на высоту 400 футов.

* * *

Непрекращающиеся строительные работы требовали множества рабочих рук. Вбивать сваи, рубить и вывозить лес, выворачивать валуны, выравнивать холмы, выкорчевывать пни, прокладывать улицы, сооружать доки и верфи, возводить крепость, дома и причалы – на все это постоянно не хватало людей. Чтобы обеспечить строительство рабочей силой, Петр год за годом издавал указы, вызывая в Петербург плотников, каменщиков, камнетесов и, наконец, простых необученных крестьян. Со всех концов империи сюда стекался нескончаемый поток людей – казаков, сибиряков, татар и финнов. Им оплачивались расходы на дорогу и их кормили в течение шести месяцев; потом тем, кому удалось выжить, разрешалось вернуться домой, а на их место следующим летом пригоняли других. Воеводы и помещики, которых царь заставлял набирать и отправлять людей, роптали, жалуясь, что деревни приходят в запустение оттого, что забирают лучших работников, но Петр и слушать ничего не хотел.

Тяготы были непосильными. Рабочие спали на сырой земле в наскоро сколоченных, переполненных, грязных бараках. Их косила цинга, дизентерия, малярия и другие болезни. Жалованье выплачивалось нерегулярно, и многие пускались в бега. Точное число погибших во время строительства города установить уже не удастся: в петровское время их числили до 100 000. Более поздние цифры значительно ниже – 25 000–30 000, но никто не возьмется отрицать, что Петербург – город, «построенный на костях».

Наряду с рабочей силой приходилось завозить и строительные материалы. На болотистой равнине в дельте Невы пригодных для строительства высоких деревьев было мало, а природного камня не было вовсе. Первоначально источником камня для строительства города служила лежавшая выше по течению шведская крепость Ниеншанц; ее разобрали, и камень сплавили вниз по Неве. В течение ряда лет каждой телеге, подводе или русскому кораблю, прибывавшим в Петербург, предписывалось вместе с обычным грузом доставлять установленное количество камня. У городских причалов и ворот возникли специальные конторы, принимавшие эту дань, и без их разрешения никакой транспорт не мог въехать в город. Временами, когда потребность в камне была особенно острой, судьбу буквально каждого привезенного камня решал сам начальник конторы. Для того чтобы не тратить попусту строительный лес, запрещалось рубить деревья на островах и никому не дозволялось топить баню чаще одного раза в неделю. Бревна доставлялись из новгородских лесов и с берегов Ладоги. Лесопильные мельницы, приводившиеся в действие силой ветра или водяными колесами, распиливали бревна на брусья и доски. В 1714 году строительство в Петербурге застопорилось из-за нехватки каменщиков, и Петр запретил под страхом «конфискации имущества и ссылки» строить в Москве каменные дома. Вскоре действие этого указа распространилось на всю империю. Волей-неволей каменщики со всей России, собрав инструменты, отправились в Петербург в поисках работы.

Городу требовалось население. Мало кто соглашался жить там по доброй воле, и Петру и здесь пришлось употребить власть. В марте 1708 года царь «пригласил» в Петербург свою сестру Наталью, двух сводных сестер Марию и Феодосию и двух вдовствующих цариц – Марфу и Прасковью, а заодно и множество бояр, высших чиновников и богатых купцов. По словам Уитворта, «никому не было позволено отговариваться ни годами, ни делами, ни нездоровьем». Ехали в Петербург неохотно. Тем, кто привык к вольготной жизни в богатых подмосковных имениях, где вся провизия доставлялась из ближних деревень или дешево закупалась на изобильных московских рынках, теперь приходилось тратить большие деньги на строительство новых домов в балтийских болотах и платить немыслимые цены за привозившиеся издалека продукты. Многие подсчитали, что с переездом они потеряли две трети своего состояния. Развлечений было мало, и море, которое так манило царя, их только пугало: никто из них и ногой не ступил бы в лодку, иначе как по принуждению. Но выбора не было, и они явились. Прибывшие купцы и лавочники нашли утешение в возможности заламывать непомерные цены за свои товары. Многие рабочие – русские, казаки и калмыки, отбыв положенный срок на строительстве казенных сооружений и не имея возможности или охоты отправляться в дальний путь домой, оставались в Петербурге и нанимались на строительство частных домов дворян, которым царь повелел обживаться на новом месте. В результате тысячи работников окончательно осели в Петербурге и построили здесь дома – для себя. Петр всячески это поощрял и откликался на любое приглашение, от кого бы оно ни исходило, заложить в кладку нового дома почетный первый камень и выпить чарку водки за хозяина.

И месторасположение, и внешний вид домов были строго регламентированы. Дворянским семействам предписывалось селиться на левом берегу Невы, строить жилища из бруса, обшивать тесом и оштукатуривать «на английский манер» (тем, у кого было больше, чем 500 душ, было указано возводить двухэтажные дома). На правом берегу вырастали бревенчатые купеческие дома. Построенные наспех и без особого желания владельцев, они имели много изъянов: крыши протекали, стены трескались, полы прогибались. Стремясь придать величие облику города, Петр приказал всем зажиточным горожанам, у которых были одноэтажные дома, достроить второй этаж. Чтобы облегчить эту задачу, он велел Трезини разработать образцовые проекты зданий разного размера и соответствующей планировки, которые предоставлялись бесплатно.

Город по большей части был деревянным, и почти каждую неделю вспыхивали пожары. Для безопасности жителей Петербурга Петр наладил постоянную пожарную службу. По ночам, когда весь город спал, на церковных колокольнях дежурили караульщики. При малейшем признаке огня караульщик тут же звонил в колокол, и этот звон подхватывали все колокольни города. Колокольный звон будил барабанщиков, которые, вскочив с постели, принимались бить в барабаны. Горожане выбегали на улицы и, вооружившись топорами и баграми, спешили на пожар. Квартировавшие в городе солдаты тоже были обязаны принимать участие в тушении пожара. Чиновникам и офицерам вменялось следить за пожарной безопасностью на своем участке. За это полагалась дополнительная плата, а уклонение строго наказывалось. Петр и сам выполнял такие обязанности и, как и другие, получал за это жалованье. По свидетельству иностранного очевидца, «среди рабочих нередко можно увидеть царя, который с топором в руках взбирается на крышу пылающего дома, подвергая свою жизнь такому риску, что, глядя на это, мороз продирает по коже». Зимой, когда вода замерзала, топоры и багры оставались единственными средствами борьбы с огнем. Пожар можно было изолировать, если удавалось достаточно быстро разобрать и оттащить в сторону находившиеся поблизости дома. Присутствие Петра всегда оказывало действенный эффект. Датский посланник Юст Юль вспоминал: «Поскольку ум у него очень быстрый и точный, он сразу замечает, что надобно делать: лезет на крышу, появляется в самых опасных местах, побуждает бороться с огнем людей именитых наряду с простыми горожанами и не делает передышки, покуда огонь не будет потушен. Но ежели государя нет, все идет по-иному. Тогда люди безразлично глазеют на пожар, не делая ничего, чтобы его потушить. Бесполезно увещевать их и даже сулить им деньги – они только ждут случая чем-нибудь поживиться».