Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У нас в кавалерах дефицит — один на три дамы. Пусть первый танец будет за хозяйкой.
Визеренко не стал спорить. Подхватил свою Таню, и они закружились. Наталья Павловна откровенно залюбовалась молодой женщиной: до того-то она легкая да красивая, что, кажется, не сама движется и не Виктор ведет ее, а летит она, легкая и стройная, на невидимых крыльях, не касаясь половиц... Девчонка и девчонка, ей бы еще беззаботно бегать со своими подружками... И в самый-то разгар вальса дал о себе знать младший Визеренко: сначала закряхтел в своей кроватке, а потом подал басовитый требовательный голос. Продолжая еще кружиться, Таня взглянула на часики:
— Туго знает свое дело наш пограничник: время кормления подошло, — и подбежала к кроватке.
Виктор с ходу направился к Екатерине Вяткиной. Та с готовностью поднялась навстречу:
— Нам уже никто не помешает — мои давно вышли из грудного возраста.
Ее мальчишки пристроились на диване и, посапывая, перелистывали книжку сказок с картинками.
Екатерина, хотя и полноватая, но танцевала легко и с нескрываемым удовольствием... Таня Визеренко отправилась на кухню кормить своего сына.
На следующий вальс Виктор пригласил Наталью Павловну, она поколебалась, но все-таки пошла. В молодости, когда еще была Наташей Семеновой, а не солидной годами Натальей Павловной Кузнецовой, она любила потанцевать — в начале тридцатых годов вальсы тоже были в почете.
Ей было приятно, как ведет Визеренко — легко и уверенно. Приятно было чувствовать на плече крепкую, уже не мальчишескую, а мужскую руку.
— Хорошо ведете, Витя. А вот мой Кузнецов совсем-совсем не умел танцевать.
— Тогда другое время было.
— Конечно, другое. Но молодость-то все равно была. Не такая, конечно, безоблачная.
И тут противно заверещал зуммер телефона. Визеренко усадил Наталью Павловну, метнулся к телефону. И все услышали дребезжащий, искаженный в трубке голос дежурного:
— Товарищ лейтенант, тревога! Сигнал с шестого участка на левом фланге!
Будто уверен был Визеренко, что без тревоги не обойдется — китель, фуражку, ремень с кобурой и пистолетом повесил на видном месте, чтобы в случае чего можно было одеться по форме быстро и без суеты.
«Так было и у моего Кузнецова и у Вити Поликарпова тоже», — подумалось Наталье Павловне.
— Из-за стола или с танцев бежать по тревоге — это еще ничего. А вот из бани, из парилки, когда ты в полный раж вошел, — это совсем нехорошо. А ведь приходилось бегать, — невесело шутил Визеренко, облачаясь в форму.
Шутил, а с лица уже давно слетела праздничная беззаботность, и мыслями он был уже не дома — это было видно по строгому и озабоченному выражению лица, — а на левом фланге, на шестом участке. На пороге Визеренко остановился:
— Скоро вернусь! Развлекайтесь тут!
И умчался... Таня сжалась в испуганный комочек, пропищала тоненьким голоском:
— Год уже на границе, а никак не привыкну к этим тревогам. Все что-то нехорошее чудится: а вдруг Витю ранят эти проклятые нарушители или того хуже...
— Год... — задумчиво повторила Наталья Павловна. — Я вон за три десятка лет не привыкла. И не привыкну. Только и утешения — не каждая тревога боем да жертвами завершается.
— Три десятка лет! — У Тани Визеренко даже глаза округлились от непостижимой этой давности. — Это же больше всей моей жизни! Я родилась только, а вы уже почти десять лет на границе прослужили... — повздыхала, покачала головой и спросила с доверчивой наивностью: — Как же вы на границе оказались?
— Как наша сестра оказывается здесь? Так же, как ты, — замуж вышла за пограничника.
— Трудно привыкать к этой жизни?
— Одной трудно, одной с ума сойти можно. Чего только не надумаешься, пока муж бегает с солдатами по тревоге? Да ведь всегда кто-нибудь рядышком есть — или подружка, такая же молоденькая, или постарше, поопытнее.
— Рассказали бы, как раньше служилось, как вы привыкали, — несмело попросила Таня. — Все равно ведь нам не до танцев, не до музыки.
— Так давно все это было, девочки мои милые! Так давно! — с болью выдохнула Наталья Павловна...
6. Далекое-близкое
В 1935 году Наталья Павловна Кузнецова, а тогда просто Наташа Семенова, — теперь уже и от родительской фамилии успела отвыкнуть! — окончила медицинский техникум, получила диплом и звание фельдшера, вышла замуж за курсанта пограничного училища Кузнецова. После выпуска молодой командир был направлен в распоряжение Ленинградского пограничного округа и оказался со своей молодой женой на заставе под Белоостровом, на знаменитой Сестре-реке.
Первой наставницей Наташи Кузнецовой была жена коменданта. И первые слова, которые сказала эта наставница — женщина мужеподобная и громогласная, были не очень-то чтобы утешительными:
— Какая ты ошарашенная, касатка моя! Перепугалась границы или чего другого? Напрасно пугаешься — тут у нас почти спокойно. Жить можно.
И впрямь тут было спокойно, если сравнивать с недавним прошлым. Жена коменданта три года бок о бок вместе с мужем коптилась и закалялась в дыму и огне гражданской войны, где постреливали куда как щедро. И житейский опыт имела достаточный: растила четверых детей, которые родились один за одним с интервалами в два года — дочь, сын, опять дочь и снова сын. Последышу было семь лет.
Эти сведения комендантша сообщила растерянной Наташе Кузнецовой сразу же, а потом отрекомендовалась:
— А зовут меня Калерия Афанасьевна — такое вот имечко откопали мне мои любезные родители... Ничего, обхожусь, и муж привык... Мы с моим Аверкиным живем дружно, — сказала она. — Иначе нельзя. Работа у пограничников не только нервная, но другой раз и опасная... Ну вот я и оберегаю моего Аверкина. И ты оберегай своего Кузнецова! — потребовала она. — А если начнет чего такое выкаблучивать — мне скажи. Я умею строптивым мужикам вправлять мозги! — И закончила неожиданно: — Пошли чай пить!..
По примеру своей наставницы и Наталья Павловна стала называть своего мужа «мой Кузнецов». И всею жизнь называла так. Жили они дружно и в полном согласии, вроде Аверкиных. Так что умение Калерии Афанасьевны «вправлять строптивым мужикам
