я ожидала. И это движение становится ошибочным. От рывка паутина начинает раскачиваться. И я вместе с ней. Уставшие пальцы разжимаются. И я лечу вниз.

Ноги зацепляются за верёвку, и я повисаю вниз головой, раскачиваясь как маятник. Или стрелка метронома, только перевёрнутая.

Падение прекратилось так быстро, что я даже испугаться по-настоящему не успела.

– Юля! – доносится позади меня встревоженный крик. – Держись! Я иду к тебе!

Я наблюдаю, как перевёрнутый Александр отстёгивает карабин и спускается по деревянной лесенке на землю. Выглядит это весьма забавно, потому что кажется, что спускается он не вниз, а вверх. Я хихикаю.

Павлов спешит ко мне, смешно перебирая поверху ногами. Он подходит к паутине и осматривает её.

– Не бойся, милая, сейчас я тебя сниму оттуда, – Александр ставит ногу на верёвку, явно собираясь забраться ко мне.

Я хочу сказать ему, что вовсе не боюсь, но не успеваю. Ноги выскальзывают из захвата, и я лечу вниз.

– Юля! – слышу я истошный вопль Павлова, прежде чем окунуться в ледяную воду.

Воды здесь немного, поэтому я почти сразу сажусь, отфыркиваясь и отплёвываясь. Всё-таки глотнуть немного мутной, пахнущей землёй воды, успеваю.

– Юля! Ты в порядке? – Павлов подбегает ко мне и подхватывает под мышки, вытаскивая на сухую землю.

Джинсы и ветровка у меня мокрые и облепленные грязью, в кроссовках противно хлюпает, но я улыбаюсь во весь рот и спрашиваю Александра:

– Видел, как я летела?

– Ты просто прирождённая лётчица, – сообщает он и смотрит на меня таким взглядом, что я не выдерживаю, крепко обнимаю его за шею и прижимаюсь губами к его губам.

Павлов ровно секунду остаётся неподвижным, словно решая, отстраниться или ответить на поцелуй, а потом раскрывает губы, впуская меня.

Не знаю, как долго мы страстно целуемся, позабыв обо всём на свете, не думая о том, где мы, и что здесь нас может кто-то увидеть.

Звонкие детские голоса прерывают овладевшее нами безумие, заставляя прекратить исступленные ласки и оторваться друг от друга. Мы оба тяжело дышим. Я утыкаюсь Павлову в плечо. Мне нужна минутка, чтобы прийти в себя, восстановить сбившееся дыхание и начать снова мыслить здраво.

– Ты вся дрожишь, – негромко сообщает Александр, продолжая обнимать меня. – Замёрзла?

Я прислушиваюсь к себе и чувствую, что действительно меня бьёт крупная дрожь. Но я бы сейчас не поручилась, что это от холода. Присутствие Павлова рядом со мной, его прикосновения и особенно сводящий с ума запах делают с моим телом и разумом нечто странное, заставляя терять волю, нерушимые годами принципы и превращают меня в похотливую самку. И самое ужасное, что мне нравится это превращение. Пугает, но нравится.

– Поехали домой, тебе нужно переодеться, – командует Александр, и я киваю, соглашаясь. Сейчас, когда наваждение немного схлынуло, мне становится мокро и зябко. Я чувствую, как неприятно липнет к коже мокрая одежда, как чавкают ступни в мокрых носках. Но до дома почти два часа пути, и я понимаю, что мне придётся всю обратную дорогу терпеть это неудобство.

Павлов помогает мне подняться на ноги и протягивает руку. Лишь мгновение промедлив, я вкладываю в неё свою ладонь. Мы идём по лесу, держась за руки, и на каждой канавке, при каждом препятствии в виде камня или оставшегося от сосны пенька, мужские пальцы сжимаются, удерживая меня от самой возможности очередного падения.

Мы проходим через другие трассы, мимо веселящихся детей и взрослых, преодолевающих шаткие мостики и верёвочные паутины.

Я не сожалею, что не сумела пройти весь маршрут. Рука Александра, сжимающая мою ладонь, компенсирует мне все неудачи и падения сегодняшнего дня.

Светлана видит нас из окошка и бросается навстречу. У неё испуганный вид. Мне кажется, я читаю сейчас её мысли о том, что она позволила новичкам остаться на удалённой трассе без инструктора, и теперь это может привести к неприятностям для неё.

– Что случилось? – она окидывает взглядом мою мокрую, грязную и помятую одежду.

– Всё в порядке, – жестом останавливает её Павлов и добавляет: – Но нам нужно помещение, чтобы переодеться.

Светлана ещё раз бросает на меня испуганный взгляд и указывает рукой на строение, где располагается её офис:

– Сюда.

Внутри довольно тесно. Вдоль стен стоят стеллажи с книгами и папками. Два письменных стола завалены кипами бумаг. На третьем мерцает экраном старенький монитор стационарного компьютера, за которым мальчишка играет в какую-то игру.

– Зайка, поиграй, пожалуйста, на улице.

Ребёнок без возражений ставит игру на паузу и выходит наружу. Светлана, ещё раз оглянувшись, идёт за ним.

– Раздевайся, я сейчас вернусь, – снова командует Павлов и тоже уходит, прикрыв дверь.

Я снимаю мокрую ветровку и стягиваю кроссовки с носками. От остального избавляться пока не решаюсь, поскольку чувствую себя здесь не слишком комфортно.

– Ты чего не раздеваешься, Юль? – минуту спустя Павлов появляется снова и с порога возмущённо уставляется на меня. – Заболеть хочешь?

Он заходит внутрь и захлопывает за собой дверь. В руках у него шерстяной плед. Александр кладёт его на стол поверх бумаг и смотрит на меня.

– Ты не мог бы выйти? – я немного смущаюсь под его невозмутимым взглядом.

Павлов усмехается одним уголком губ и отходит к окну.

Ну ладно, пусть будет так. Стягиваю оставшуюся одежду и закутываюсь в плед, который оказывается мягким и тёплым. Только босые ноги стынут, и я ставлю одну ступню на другую, периодически меняя их местами, чтобы хоть немного согреть.

– Готова? – Александр поворачивается одновременно с вопросом. Вот кто совершенно не смущается пристальных взглядов.

Он подхватывает меня на руки и несёт к выходу.

– А как же одежда? – спохватываюсь я.

– Заберу, – успокаивает меня Павлов, усаживая в машину. И в самом деле возвращается назад, в постройку.

Губы сами, без моего участия, растягиваются в довольной улыбке. Если все наши свидания, будут похожи на это, я же могу и привыкнуть. Мне нравится, когда он заботится обо мне.

Александр возвращается в машину и заводит двигатель.

– Согрелась?

Я киваю, не в силах перестать улыбаться.

Мы выезжаем с территории парка, едем по лесной дороге. Мне тепло и хорошо, приподнятое настроение вызывает желание напевать. Я уютно кутаюсь в плед, вдыхаю пахнущий Александром аромат. Пахнущий Сашей. Сашкой. Моим Сашкой…

И тут мне в голову приходит мысль.

– Саш, – зову я, и он тут же поворачивается в мою сторону, – а ты что, предполагал, что я свалюсь в какую-нибудь лужу, и поэтому взял с собой плед?

Голос подрагивает от обиды. Я тут расплавилась от его заботы, а он, оказывается, считает меня неловкой растяпой.

– Я планировал кое-что другое, когда брал его с собой, – с